Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Необычны экспериментальные данные, получаемые у больных эпилепсией. Они могут оказываться под влиянием очень большого числа интроверсивных факторов, но над ними всегда доминируют экстратенсивные моменты. Абсолютное число цветовых ответов и ответов по движению возрастает, причем тем скорее, чем скорее развивается эпилептическая деменция. Цветовые ответы являются чуть ли не шкалой для диагностики уровня деменции. То, что тип переживаний эпилептиков непрерывно нарастает в зависимости от дементности больного, причем в обе стороны, хотя более сильно в экстратенсивную, остается совершенно непонятным фактом.
Органические психозы, паралич и старческое слабоумие явно изменяют тип переживания. Уменьшаются интроверсивные моменты, возрастают экстратенсивные, приводя за короткое время к эгоцентрической экстратенсивности. Причем это происходит не только потому, что эти больные находятся в немолодом уже возрасте, когда тип переживания меняется в сторону экстратенсивности: два больных сухоткой спинного мозга[35] в возрасте от 25 до 30 лет показали в эксперименте те же самые данные, что и более старшие по возрасту больные прогрессивным параличом.
Органические психозы, таким образом, изменяют тип переживания совершенно определенным образом. А во всех других описанных здесь случаях, наоборот, на долю типа переживания приходится детерминирующая роль при выборе формы психоза или невроза. Естественно, только его формы, не содержания. Сам патогенный фактор ничего не может противопоставить влиянию типа переживания.
Кинестезии и цветовые моменты восприятия являются символическими представителями важнейших психических функциональных связей. О более глубокой обусловленности представленных таким образом функциональных взаимосвязей, а также о проблеме первичности и вторичности говорить пока рано.
Возможно, кое-что удастся сказать после того, как мы получим представление о происхождении типа переживания. Пока не получается увидеть достаточного числа связующих моментов этой расширенной сети каузальных вопросов.
По нашим данным, оптимальной целью развития является:
1. По возможности хорошо сформированное логическое мышление, но не до экстремальной коартации интроверсивных и экстратенсивных моментов, когда приносится в жертву сама способность переживать (педантичный, полностью «заинтеллектуализированный» человек).
2. По возможности большая интроверсивная способность, но не в ущерб дисциплинирующему мышлению (мечтатель) и не до уничтожения способности к аффективному приспособлению (чуждый миру теоретик).
3. По возможности большая экстратенсивная способность, но не до полного отказа от дисциплинирующего мышления (легкомысленные люди) и не до подавления интроверсивной способности («делец» чистейшей воды).
Таким образом, наблюдаются гармонические взаимоотношения трех принципов: сознания, богатства внутренней жизни и адаптированной аффективности. Возможны различные вариации среди этих гармоний.
Тип переживания маленького ребенка является амбиэквальным и дилатированным. Это можно утверждать довольно уверенно в отношении детей в возрасте от 2,5 до 3 лет, но точнее (с какого именно возраста начинается и каким завершается) сказать нельзя. Ребенок является одновременно кинестетичным и сильно эгоцентрично-экстратенсивным. Воспитание и формирование логического мышления коартируют тип. Особо важная роль в таком приведении к коартации выпадает на долю обучения чтению – особой форме привития четкости восприятия образов.
Но еще задолго до поступления в школу на каждом ребенке довольно сильно сказывается одновременное воздействие трех принципов: логического мышления, интроверсивности и экстратенсивности. С большим или меньшим успехом логическому мышлению удается побороть интроверсивную мечтательность и экстратенсивную невнимательность. Чем сильнее интроверсивные и экстратенсивные моменты, тем большее сопротивление они оказывают коартации. А чем они слабее, тем легче проводится коартация. При этом происходит концентрация детской энергии на проявлении прилежания в школе, а в самом худшем случае – дрессура души ребенка ради создания образцового ученика.
Чем легче ребенку дается учение (чем лучше функционирует его память, психическая функция, которая в эксперименте истолкования форм не оказывает почти никакого влияния на получаемые результаты), тем больше энергии остается в распоряжении интроверсивных и экстратенсивных моментов. Максимум такой возможности мы обнаруживаем у ребенка, которому учение дается настолько легко, что он даже физиологически (или хотя бы социально) не достигает требующегося уровня коартации; поэтому ему удается достичь адаптированного мышления только в последующие годы в результате особых тренировок (или вообще никогда).
Таким образом, развитие типа переживания является коартивным процессом, обусловленным формированием логического мышления. Этот процесс должен проходить в определенных оптимальных границах.
Но чисто коартивный и коартативный типы являются результатом чрезмерности этого процесса. Идеальным продуктом идеального обучения был бы здоровый амбиэквальный человек.
Теперь перед нами встает вопрос: по каким причинам физиологический процесс коартации у каждого индивида проходит по-разному? Возможно, в этой проблеме удастся продвинуться дальше, если вместо типа переживания мы обратим внимание на индивидуальное развитие коррелирующих с типом переживания групп психических функций.
Возьмем, например, тип представления. Амбиэквально-дилатированный тип маленького ребенка должен быть связан с интегральным типом представлений без заметного доминирования кинестетической, визуальной или аудиальной сферы. У ребенка 2,5 лет действительно трудно определить, какая сфера хотя бы немного доминирует над другими. Почему же тогда у одного индивида развивается аудиальный, у другого – визуальный тип и т. д.? Возможно, здесь все решает функциональная готовность определенных систем центральной нервной системы. Но даже если это и так, все равно необходимо исследовать, каким образом с этим связаны все другие психические качества (например, тип переживания, который связан с аудиальным типом представлений).
Наш метод исследования первоначально преследовал только теоретические цели. То, что полученные результаты можно использовать для определения диагноза, выявилось совершенно неожиданно, чисто эмпирически. Так наш «исследовательский тест» стал «диагностическим тестом». Вначале диагностическое применение теста служило в первую очередь для контроля над получаемыми данными. Затем последовали попытки ставить медицинские диагнозы на основании экспериментальных протоколов, записанных при проведении тестирования неизвестных нам испытуемых. Здесь я особенно благодарен за сотрудничество моему другу доктору Э. Оберхольцеру.