Итак, «Тайфун» разразился 30 сентября ударом танковой группы Гудериана и 2-й немецкой армии по войскам Брянского фронта.

А через два дня, 2 октября 1941 года на советско-германском фронте командующий группы армий «Центр» фельдмаршал фон Бок начал наступление на Москву. Он торопился со своим «центральным блицкригом», – планировал быстрее проскочить «распутицу и морозы» и войти победителем в советскую столицу.

Войска Гудериана, используя методы танковых клиньев и широких охватов, рвались к Орлу. Все три наших фронта: Брянский (Еременко), Западный (Конев) и Резервный (Буденный) ощутили на себе всю мощь неприятельской брони. Вскоре 3-я и 13-я армии Брянского фронта оказались под угрозой окружения.

Под Вязьмой попали в окружение 19, 20, 24, 32 и почти вся 16-я армии Западного фронта. Войска Резервного фронта проворонили Юхнов.

Сталин мерил шагами кабинет и катал желваки. Чувствовалось, что растущее раздражение ему быстро не успокоить. Он становился громовержцем, и, для того чтобы хоть как-то успокоиться, он должен был обязательно метнуть молнией свою энергию на кого-то в трубку. Объектов для спуска недовольства в тот опаснейший час для Москвы было более чем достаточно.

– Где Конев? – Он бросил гневный взгляд на своего секретаря Поскребышева, находившегося в его кабинете.

– Ищут, товарищ Сталин…

– Долго ищете…Что, он иголка в сене? Найдите и доложите.

– Есть, товарищ Сталин, – ответил Поскребышев и с разрешения вождя выскочил из кабинета, чтобы обзвонить войска.

Видно было, вспоминал вызванный к нему Я. Е. Чадаев – управляющий делами Совнаркома СССР, как Сталин ходил поспешно по кабинету с растущим раздражением. По его походке и движению чувствовалось, что он находится в сильном волнении. Сразу было видно, что он тяжело переживает прорыв фронта и окружение значительного числа наших дивизий. Это событие просто ошеломило его.

– Ну и болван, – тихо произнес Сталин. – Надо с ума сойти, чтобы проворонить… Шляпа!

Пока я молча стоял, зашел Поскребышев и доложил:

– Командующий Конев у телефона.

Сталин подошел к столу и с яростью снял телефонную трубку.

В командующего летели острые стрелы сталинского гнева. Таким образом, он выдавал не только порцию «проработки», но и строгого предупреждал за последствия. В конце телефонного разговора он потребовал беспощадно драться с неприятелем и добиться вывода войск из окружения.

– Информируйте меня через каждые два часа, а если нужно, то и еще чаще. Время, время дорого! – грозно указал Сталин.

Обстановка с каждым днем обострялась, Красная Армия находилась в невыгодном положении. Из прифронтовой полосы заместитель командующего Московского военного округа генерал-майор Никольский сообщал телефонограммой народному комиссару внутренних дел СССР, генеральному комиссару государственной безопасности Л. Берии о массовом отходе частей РККА в районе Юхнова.

В частности, он докладывал, что из района Юхнова, что в 40 км западнее Медыни, через Медынь в Малоярославец направляются отходящие части 43-й армии, 64-й артиллерийский полк 53-й дивизии, части 5-й стрелковой дивизии и отдельные мелкие группы других частей. Все отходящие движутся в беспорядке.

О фактах панического отхода частей 43-й и 33-й армий в Юхновском направлении 12 октября 1941 года докладывал специальным сообщением Берии и заместитель начальника управления особых отделов НКВД СССР, комиссар госбезопасности 3-го ранга Мильштейн. В нем он писал о недостаточной оснащенности личного состава вооружением, средствами связи, укомплектованности, нарушениях при строительстве укрепрайонов, а также отсутствии руководства со стороны представителей, прибывающих из штаба армии и фронта.

«Произведенной проверкой выполнения указаний товарища Сталина о вывозе или уничтожении материальных ценностей и угоне скота из прифронтовой полосы в районах Юхново, Мятлево, Медынь, Малоярославец установлено, что военные ведомства и местные партийно-советские органы имели возможность вывезти или уничтожить материальные ценности и перегнать скот из фронтовой полосы.

В действительности имели место следующие факты:

а) при отходе частей Красной Армии в гор. Юхнове и его районе оставлено в хранилищах несколько тысяч тонн зерна и колхозный скот;

б) личной разведкой опергруппы установлено, что гор. Медынь, пос. Мятлево и все прилегавшие к ним районы до 10 октября с.г. прикрывались войсками Красной Армии, что давало возможность местным партийным и советским органам, а также военному ведомству принять меры к угону скота и вывозу материальных ценностей.

Это сделано не было, и в результате скот был оставлен. Были также брошены машинно-тракторные станции, дорожные мастерские, большое количество скирдованного сена, соломы, колхозный хлеб и промтоварные и продовольственные склады торговых организаций.

Военным ведомством в поселке Мятлево не вывезено до 150 вагонов авиабомб и разного авиационного имущества. Головная продовольственная база Наркомата обороны также не вывезена;

в) в прифронтовой полосе района гор. Малоярославец на 12 октября оставили склады с имуществом: леспромхоз, лесхоз, артель «Красный металлист» и другие организации, в которых были валяная и кожаная обувь, сахар, войлок, кожтовары и пр.

Руководители этих организаций эвакуировались…»

* * *

То, что немец осмелел и нацелился на Москву серьезно, было видно по тому, как смело действовала авиация Геринга, бомбя Москву и даже… Кремль. Первая бомбежка, как известно, прошла двумя волновыми налетами 22 июля 1941 года.

В статье «Неприступное небо столицы» известный писатель-баталист Михаил Григорьевич Брагин вспоминал, что в 22 часа 07 минут 21 июля 1941 года в Москве была объявлена воздушная тревога. Самолеты со свастикой и крестами летели широким фронтом.

Посты ВНОС насчитали 200 бомбардировщиков. Впереди и на флангах летели разведчики. Шли они на разных высотах с интервалами 20–30 минут, чтобы, наращивая удары впереди идущих эшелонов, всей массой протаранить противовоздушную оборону советской столицы.

По сигналу «Луч» вспыхивали световые прожекторные поля. Сигнал «Зенит» – и перед вражескими самолетами сразу вставали стены огня. Разрывы снарядов заставляли прорвавшиеся одиночные машины менять боевые курсы, падая в пике, ускользать от зоны огня, бросать бомбы не прицельно, куда попало.

В эту ночь в небо улетело, ушло 29 тыс. снарядов – целые вагоны раскаленного, разящего металла.

Командующий немецким 2-м воздушным флотом Кес-сельринг (генерал-фельдмаршал люфтваффе. – Авт.), эшелонируя боевые порядки самолетов в глубину, полагал, что первая налетная волна проломит оборону в воздухе, подавит зенитную оборону на земле, осветит Москву пожарами и осветительными бомбами, а последующие, ориентируясь по ним, будут наращивать удары, развивать успехи первых.