– М-м-м, сколько еще у нас есть таких банок? – поинтересовалась Корделия.

– Полно, – ответил Брендан. – Я не мог их все поднимать на поверхность, когда мы так голодны.

– А есть консервированные персики, на десерт? – спросила Элеонора.

Все рассмеялись, но маленькая Элеонора продолжала допытываться:

– Или питьевая вода в бутылках?

После этого вопроса все притихли. Их всех ужасно мучила жажда, а в доме не было никакой пресной воды, все, чем они сейчас располагали, был кукурузный сок из банки.

– Прости, Нелл, – сказал Брендан. – Может, когда сломаем стену, найдем воду.

– Так идем ломать, – предложил Уилл, направляясь с кувалдой в коридор. – Кукуруза придала мне силы!

Все последовали за ним. Уилл прицелился к месту, помеченному крестиком, и, отведя кувалду в размахе, сказал:

– Должен попросить вас, дамы, отойти подальше.

– Прости, что? – возмутилась Корделия. – Ты решил снова проявить сексизм?

– Это работа не для женщин, – ответил Уилл, и еще до того как Корделия успела огрызнуться, встряла Элеонора:

– А как же твое плечо? Наложенные на рану швы разойдутся.

– Ерунда, – сказал Уилл, хотя боль в плече была сильной и он прекрасно знал, что у него есть только одна попытка проломить стену. Стиснув зубы, он замахнулся и нанес сокрушительный удар.

Это был один точный удар прямо по отмеченному месту на стене, даже Корделия была впечатлена хирургической точностью Уилла. Как и ожидалось, в стене образовалась дыра, от которой пошла зигзагообразная трещина до самого потолка, а внутрь нее завалились обсыпавшиеся куски краски и штукатурки.

Все уставились на большое отверстие, откашливаясь от столетней пыли, которая вырвалась, потревоженная за столько лет ударом кувалды.

Когда облачко пыли рассеялось, взгляду открылся проход, темный и жуткий, с установленными на уровне глаз факелами. Проход уходил в обе стороны так далеко, что было невозможно разглядеть, куда он ведет.

Корделия подняла одну из оставленных ими для освещения свечей и поднесла пламя к ближайшему факелу. Зашипев, факел вспыхнул, и оранжевый огонь осветил проход мерцающим светом. Одна часть прохода уходила в сторону большой спальни, другая – в сторону кухни, но в любом из направлений мог быть скрытый поворот, ведущий в неизвестную комнату. Кроме прикрепленных к стене факелов, здесь ничего не было.

– Идем? – спросил Уилл, заходя в проход.

– Только если я смогу идти с фонариком, – заявила Элеонора. – Мне кажется, факелы ненадежны.

Корделия передала фонарик сестре, и они одновременно вошли в таинственный проход.

– В какую сторону? – спросила она.

Элеонора настаивала на считалочке эники-бэники, чтобы решить, куда им идти.

Уилл снял со стены факел и стал поджигать другие. Каждый зажженный факел все ярче освещал проход, отчего страх Элеоноры растворялся. Оглянувшись назад и посмотрев на пройденный путь, она сказала:

– Похоже на Гензеля и Гретель с хлебными крошками.

– А разве их не склевывали птицы? – спросил Брендан.

– Тс-с-с, – шикнула Корделия брату, но Элеонора уже успела его стукнуть так, что его волосы оказались в опасной близости с пламенем. У первого поворота коридор расширился в небольшую комнату в восемь футов. У стены стоял бледный книжный шкафчик, но вместо того, чтобы немедленно изучить содержимое его полок, Корделия в ужасе отпрянула.

– Он сделан из костей! – испуганно сказала она.

И в самом деле, всмотревшись повнимательнее, можно было обнаружить, что шкаф сконструирован из человеческих костей, извивающаяся система использовала вместо ножек узловатые бедренные кости, а полки заменяли голени, отчего книги стояли неровно. Брендан присмотрелся и постучал по шкафчику.

– Да это просто дерево.

Корделия снова всмотрелась в устройство и материал шкафа – он был сделан из белых коряг, скрепленных латунными винтами. Пляшущие отблески пламени факелов создали эффект оптического обмана. Смутившись, Корделия пробормотала:

– Простите.

– А что это за книги? – спросил Уилл. – Очередные халтурные романа Кристоффа? Этот эгоист был плодовитым писателем.

– Эти книги выглядят иначе.

Корделия сняла с полки одну из них в износившемся кожаном переплете и раскрыла, отыскивая заглавие книги, написанной, как оказалось, на французском языке. Изображение на титульном листе представляло собой ксилографическую гравюру Адама и Евы в саду Эдема, с тем лишь различием, что из разделенной на четыре части головы Адама изливались мозги, а из груди Евы росла иссохшая скукоженная третья нога. Корделия вздрогнула от увиденного ужаса и перевернула страницу, за которой обнаружился череп с четырьмя зияющими чернотой глазницами, а на следующей – розовощекий младенец с чахлыми ластами вместо рук…

– Фу-у-у-у! Похоже на медицинское пособие по аномалиям, – сказала она, захлопнув книгу и ставя ее на прежнее место.

– Круто! Дай мне посмотреть! – воскликнул Брендан, но как только он открыл том и взглянул на гравюры, то немедленно изменил свое мнение: – Совсем не так круто.

Уилл взял с полки другую книгу, которая на первый взгляд казалась испанской энциклопедией, но заголовки поражали воображение.

– «Жертвоприношение человека», – прочел Уилл, показывая Корделии и Брендану изображение в книге, на котором ацтекский жрец в роуче с красивыми перьями, имеющими вид короны, вырывал сердца из груди испуганных жертв.

Уилл держал книгу подальше от Элеоноры, опасаясь испугать ее картинками.

– Этот чувак Кристофф был больным на всю голову, – сказал Брендан, раскрывая книгу под названием «Боги Пеганы», написанную на английском языке, что было редкостью для здешнего собрания. – «Раньше, чем воцарились боги на Олимпе, и даже раньше, чем Аллах стал Аллахом, Мана-Йуд-Сушаи уже окончил свои труды и предался отдыху».

– Бог суши? О чем это? – удивилась Элеонора.

– Это редкая книга Лорда Дансейни – сборник новелл о сотворении божеств, – сказала Корделия. – Можно мне взглянуть?

Брендан отдал книгу сестре и взял другую под названием «Благоухающий сад». Корделия с большим любопытством стала листать «Богов Пеганы», прежде чем перейти к осмотру остальных экземпляров на полках. Было очень непросто определять тематику книг, так как написаны они были на самых разных языках мира – французском, арабском, немецком, – иллюстрации и гравюры давали понять, что перед ними сборники трудов по принятию родов у коренных народностей, собиранию трав, зельеварению, колдовству и демонологии, полные изображений кричащий духов и адского огня. Книги даже пахли дурно – ветхие пожелтевшие страницы и старинные чернила смешивались в гнилостный резкий запах.