скажем о таком человеке, как Белов? Сегодня он уехал часы. А завтра? Убьет кого-то? Скользкая дорожка, она такая. Если ступил на нее, обратно не повернуть. Тем более, если Белов рос в соответствующей обстановке. Пример, так сказать, был перед глазами.

— Сын за отца не в ответе. Забыли? — Тихо спросила Нинель Марковна. Она в этот момент смотрела именно на меня. К счастью, в ее взгляде не было жалости. Скорее, понимание.

— Знаете… — Директор махнул рукой куда-то в пустоту. — Не надо нам тут этой демагогии…Но, в принципе, думаю, что мы вполне может обратиться в органы. Если у кого-то есть какие-то сомнения…

Пузан многозначительно покосился в сторону физички.

— У меня лично — нет сомнений. — Леонид Владимирович продолжил свою речь. — Девочка, которая приехала из того же самого города, откуда к нам явился Белов, которая хорошо знает Белова и его семью, все подробно рассказала. В том числе, как себя этот…хулиган, вел дома. Драки. Воровство. Между прочим, чтоб Вы понимали, Нинель Марковна, он даже на специальном контроле у милиции был. Как только сложилась вся эта ситуация, именно эта девочка первая проявила стремление разобраться. И, между прочим, сильно переживала за товарища. Ведь если сейчас мы его не остановим, не преподадим урок, неизвестно, куда заведет Белова его натура. Да, Лена? Встань. Встань, пусть ни у кого не останется вопросов. В конце концов, ты сделала это во благо.

Лена не встала. Она сидела с каменным лицом. Видимо, не ожидала, что Пузан так конкретно ткнет в ее сторону. Зато встал я. Молча начал собирать учебники в сумку. Причины были две. Мне стало как-то очень мерзко. Отец, значит…Узнать это действительно могли только от кого-то из моего окружения. Тут даже без имен можно было бы обойтись. То есть девчонка не просто подкинула эти часы, она еще и постаралась утром донести всем причастным, какое я говно. Вернее, какое говно моя семья. И главное, я ведь ей ничего не рассказывал. Наоборот, скрывал. А она, оказывается, все знает. Вон, сколько подробностей. Даже про драки и милицию. Да, свн за отца не в ответе, все дела. Но очевидно же, Леонид Владимирович всячески постарается эту ситуацию раскрутить. С самого начала было понятно, я ему поперёк горла. Занял место племянника. Или кого там.

А во-вторых, ну напишут они заяву. Если напишут. Зачем кому-то разбираться с этой ситуацией. Что я, не знаю, как это происходит? Есть готовый персонаж. Славик Белов. У которого папаша — рецидивист. Не такая ситуация, чтоб в ней разбираться. Просто повесят все на меня и привет. Тут даже к бабке не ходи. Когда у нас менты за справедливость боролись? Тем более это — правда. Насчёт отца.

Ну, и есть еще один момент. Самый важный. Даже если я докажу свою невиновность, играть мне никто не даст. Попрут сто процентов из команды и из школы. Это — яснее ясного.

Видимо, действительно, все должно было быть именно так. Не судьба Славику попасть в молодёжку. И в сборную тоже не судьба попасть. Как бы я не старался исправить то, что сделал много лет назад, все равно история возвращается к той же точке. Только, еще хуже.

В классе стояла гробовая тишина. Все наблюдали, как я собрался, закинул сумку на плечо, а потом направился к выходу из класса. Директор был откровенно счастлив. Он стоял практически у меня на пути.

Задержался буквально на секунду. Чисто из принципа.

— Часы не брал. Я не вор. А в остальном…Бог Вам судья.

Пузан немного обалдел. Видимо, не таких слов он ожидал от пятнадцатилетнего подростка. Думал, может, я начну спорить, доказывать. Не знаю. Заплачу, может. Может, буду просить, не выгонять. В душе не имею ни малейшего понятия. Да и не интересно, если честно.

Я вышел из класса и спустился вниз, где находилась раздевалка. Удивительно, но был совершенно спокоен. Взял свою одежду у тети Маши, которая сидела на вахте. Караулила и вход в школу, и гардероб.

— А чего это ты, Славик? — Женщина удивлённо посмотрела на часы. — Еще же и урок не закончился.

— Мне дали освобождение. — Я усмехнулся.

— Вот как. А…Ну, да. У Вас сегодня эта…игра. — Тетя Маша помахала мне рукой. — Удачи, Славик.

— Спасибо.

Я вышел из здания школы и направился к общаге. Надо было собрать вещи, а потом ехать на вокзал. Билет, наверное, смогу купить. Сильно захотелось домой. Реально. Впервые за обе мои жизни.

Глава 19

— А я не понял? Это что за херня? — Отец стоял на пороге и смотрел на меня с таким выражением лица, будто в доме появился либо генеральный секретарь партии, либо дедушка Мороз.

Причем, вероятность существования второго была для него более реальной, чем приезд первого. Говоря простым языком, батя просто охренел. По всем параметрам я должен находиться в Москве, а никак не на крыльце родного дома. Он это знал точно. А тут — такое явление. Честно говоря, надеялся, что на момент моего приезда никого не будет. Утро вообще-то. Пока прибыл на вокзал, пока добрался до Семилук, как раз за десять перевалило. Все должны быть при делах. Хотя, кто все? Отец. Но у него работа в магазине. Он в это время уже там.

Понятно, объяснять свое появление в любом случае придется. Но хотелось сначала перевести дух. Настроится, что ли.

— Привет. — Я отодвинул отца с дороги и прошел внутрь.

Ну, как прошел. Попытался. Едва оказался в коридоре, он тут же шустро переместился на несколько шагов и снова встал передо мной. Я, не сдержавшись, вздохнул. Тяжело. Не было ни сил, ни желания говорить о чем-то именно сейчас. Настроение совсем не то. Отдохнуть бы. Побыть в тишине. Я из интерната ушел, конечно, на эмоциях. От злости чуть не разорвало. Вообще ни с кем не прощался. Вещи собрал и двинул на вокзал.

Билет купил без проблем. Вообще. Тетка, которая сидела в кассе, совершенно не удивилась тому факту, что подросток куда-то собрался без сопровождения взрослых. Даже взгляда от своих бумажек не оторвала. Но с другой стороны, для того времени, в котором сейчас нахожусь, в этом нет ничего странного. Тем более, выглядел я старше своих лет. Года на два старше.

Проводница немного удивилась. Поинтересовалась, один еду или с кем-то. Рассказал ей историю о чрезвычайно серьезных проблемах и срочном возвращении домой. Хотя, мне показалось, спрашивала она чисто ради любопытства. Мог бы и не говорить ничего, вряд ли была бы