Мне выпал шанс изобразить дирижера, однако ноты я читал с трудом.

Приятным сопутствующим результатом наших взаимоотношений стало то, что Рон написал музыку для саундтрека к одному из документальных фильмов моего отца – «Истории автомобиля», – и мне приятно думать, что они оба получили удовольствие от сотрудничества. Отца в особенности радовало, что Рон всегда приходил не только с музыкой, но и с очередным новым устройством или кабелем домашнего изготовления, которые создавались нарочно для упрощения трансляции музыки с машины Рона в фильм.

Рон показался нам идеальной кандидатурой для создания аранжировок к «Atom Heart Mother». Он ясно понимал технические тонкости композиции и аранжировки, а его идеи были достаточно радикальны, чтобы увести нас прочь от все более модных, но предельно тяжеловесных работ рок-оркестров той эпохи. В те времена к аранжировкам подобных эпосов зачастую подходили консервативно; классическим музыкантам в период учебы внушали отвращение к року, а «смену ориентации» по-прежнему считали как бы предательством всего, чему музыкантов научили за годы суровой дисциплины. Нам повезло, что за штурвалом оказался Рон: теперь нам не грозило в итоге получить «Лондонский филармонический оркестр играет „Пинк Флойд“».

Дальше мы к композиции почти не притрагивались; Рон работал сам и в конце концов прибыл на Эбби-роуд с целой стопкой приготовленных для записи партитур. Тут он столкнулся с серьезным препятствием. Сессионные музыканты артачились, когда ими руководил Рон, – они чуяли, что он пришел из мира рок-музыки. Они не упускали случая показать свой гонор – только искры летели! Рона прямо в студии приносили в жертву богам классики.

Рон тщетно махал дирижерской палочкой, а музыканты усложняли ему жизнь как могли. Мало того что он написал технически сложные фрагменты – фразировка у него тоже была необычная. За это музыканты возненавидели его еще пуще. Микрофоны были включены, музыканты знали, что любой их комментарий заметят, и сдержанные смешки, постоянные взгляды на часы, то и дело повторявшийся вопрос «Простите, сэр, что это означает?» ясно указывали, что запись заходит в тупик, а шансы Рона по нечаянности совершить убийство с каждой секундой возрастают в геометрической прогрессии.

Рик и Дейв за пультом, сконструированным в собственном инженерном отделе EMI в Хейсе, Миддлсекс.

И это было не единственной его проблемой. В то время, когда записывалась композиция, в фирму EMI только-только были доставлены самые последние новинки звукозаписывающей техники, восьмидорожечные магнитофоны Studer. На них использовалась пленка шириной в дюйм, и EMI с восхитительной предусмотрительностью выпустила директиву о том, чтобы никакого монтажа с этой пленкой не производилось, поскольку местных начальников нешуточно тревожило качество любой склейки.

К несчастью, композиция «Atom Heart Mother» длится двадцать четыре минуты. Ради записи бэк-трека мы с Роджером пережили самую настоящую одиссею. Чтобы остались свободные дорожки, на две мы пустили бас и барабаны, и все надо было записать за один заход. Исполнение партии без других инструментов означало, что у нас не было права на ошибку, а это требовало задействовать весь потенциал нашего весьма ограниченного исполнительского мастерства; вопрос темпа, к примеру, оставался неопределенным. До радостей квантования – использования компьютеров для цифровой регулировки темпов, не влияющей на высоту звука, – оставалось еще двадцать лет.

Разумеется, записанной композиции недоставало метрономного ритма, который порядком облегчил бы жизнь всем. Вместо этого ритм трека ускорялся, а затем непредсказуемо снижался до нужного темпа, и Рону приходилось принимать это в расчет. Ситуацию спас хормейстер Джон Олдисс, чей дисциплинированный классический хор отличался куда более позитивным отношением к рок-музыкантам и богатым опытом работы с оркестрами. С невозмутимой помощью хора запись все-таки была завершена. Впрочем, еще одну проблему мы в то время даже не сознавали. Для оркестра нам пришлось выставить на мониторах относительно высокий уровень бэк-трека, и микрофоны хора частично уловили эти шумы. В результате нестираемый фон навеки зафиксировал тот факт, что композиции «Atom Heart Mother» недоставало той звуковой чистоты, к которой мы всю дорогу стремились.

В графе «оценка» по поводу трека «Atom Heart Mother» я бы написал так: идея хороша, могли бы постараться получше. «Alan’s Psychedelic Breakfast» на другой стороне альбома – похожая история. Эта композиция была звуковой иллюстрацией английского завтрака; начиналась она с чирканья спички, зажигающей газовую конфорку, и продолжалась шипением бекона, капаньем крана и другими нашими давними друзьями из звуковой библиотеки. Понятия не имею, почему главным действующим лицом мы сделали работника нашей гастрольной бригады Алана Стайлза. И Роджер, и Рик, и Дэвид выдали по одной песне для завершения второй стороны альбома – включая одну из моих любимых композиций Дэвида под названием «Fat Old Sun». Похоже, угрозы пожизненного заключения на Эбби-роуд без всяких шансов на помилование хватило, чтобы пробудить к жизни и заставить работать даже самых сдержанных сочинителей.

Название альбома «Atom Heart Mother» появилось в последнюю минуту. Срочно придумывая название, мы в поисках идей просмотрели вечерние газеты и увидели статью про женщину, которая родила ребенка после того, как ей подключили электронный кардиостимулятор. Заголовок этой статьи и дал нам название. Конверт с коровой стал вдохновенным шедевром Сторма и Джона Блейка – мы привязали изображение к альбому, дав частям «Atom Heart Mother» названия «Funky Dung» и «Breast Milky»[21]. Сторм вспоминает, что, когда он показал обложку в EMI, один начальник заорал: «Вы что, спятили? Вы желаете смерти нашей компании?..»

Тони Говард был не просто агентом под началом Брайана Моррисона – порой он выступал гастрольным менеджером и, что для агента необычно, ездил вместе с нами. В туре «The Division Bell» он сопровождал группу в роли исполнительного гастрольного менеджера – сглаживал ухабы и разруливал препоны, грозившие испортить нашу творческую карму…

После того как мы отпечатали «Atom Heart Mother» на виниле и пережили пасторальные приключения в Шептон-Маллете, следующее оркестровое исполнение этой композиции состоялось на втором бесплатном концерте, устроенном Blackhill в Лондоне. Мероприятие под названием «Lose Your Head at Hyde Park»[22], состоявшееся 18 июля 1970 года, обещало присутствие, помимо нас, Edgar Broughton Band, Kevin Ayers and the Whole World, Third Ear Band, а также «тысяч прекрасных людей». По сравнению с первым бесплатным концертом получилось не так спонтанно. Больше ограничений, более обширная закулисная территория и VIP-зона – иерархическая, как при дворе «короля-солнца». Не совсем тот шарм – или, может, это мы стали брюзгливее.