– А если не докажет?

– Господи! Кому ж я тут всё рассказывал? Заплатит налог. А налог с уличного грабежа, повторяю, серьёзный. Куда серьёзнее, чем та сумма, на которую вы бы задарма попили-поели…

– А докажет?

– Докажет – тогда всё в порядке, и вы виноваты сами. Но ведь действительно, согласитесь, виноваты…

– Аверкий, – вмешалась Пелагея Кирилловна. – Прости, что прерываю… Сколько времени?

Влас машинально вздёрнул запястье горбиком, однако наручных часов, само собой, не обнаружил. Часы были растоптаны в крошку ещё вчера вечером.

Раздрай выхватил сотовый телефон, взглянул, охнул.

– Через десять минут начнётся… Вот это мы заболтались!

Да, скорее всего, третья стопка не повредила бы, но заказать её Влас не успел – растормошили, уговорили, подняли со стула и повлекли туда, где что-то вот-вот должно было начаться. Шёл, едва поспевая за шустрой супружеской парой. Вдобавок снова дал о себе знать похмельный синдром: пошатывало, подташнивало, угрюмое воображение норовило предъявить все неприятности, поджидавшие Власа в Суслове, куда в любом случае придётся вернуться. К счастью, говорливый Раздрай и на ходу не умолкал, что хоть как-то да отвлекало.

– А я вам объясню, в чём дело, – возбуждённо журчал он. – Добро самодостаточно! В отличие от зла ему не нужна структура! Но если вдруг добро в оборонных или иных благих целях начинает выстраивать собственную систему, оно перестаёт отличаться от зла даже внешне…

Господи, о чём он вообще?

– Словом, какой бы исходный материал вы ни взяли, в итоге у вас всё равно получится государство со всеми его прелестями…

Ах вон он куда гнёт… Примерно о том же, помнится, толковали они вчера с Павликом и Сашком, пока заскучавшая девица налегала на коньяк… А вот запер ли Влас дверь, покидая разорённую квартиру? Будем надеяться, что запер…

– Опаздываем! – встревоженно бросила Пелагея Кирилловна – и престарелые супруги устремились прямиком в самую гущу транспорта.

Когда-то здесь, несомненно, была «зебра» перехода, о чём свидетельствовали фрагменты белой краски на асфальте. Автомобилей в Понерополе насчитывалось, пожалуй, поменьше, чем в Суслове, но гнали они как попало. Не решившись повторить самоубийственный манёвр Аверкия Прокловича и Пелагеи Кирилловны, Влас задержался на кромке тротуара в надежде, что стеклянное бельмо на той стороне улицы когда-нибудь вспыхнет. Бесполезно. Светофор, надо полагать, ослеп давно и навеки.

Сделал первый шаг – и слева послышался визг тормозов. Потом ещё один. Потом ещё. Странно, однако матерными возгласами это почему-то не сопровождалось. Не исключено, что за невежливые выражения здесь тоже отвечают.

Пересёкши останки осевой линии, Влас почти уже обрёл уверенность – и тут его чуть не сбили. Должно быть, водитель решил не тормозить, а сманеврировать. С бьющимся сердцем Влас кое-как достиг тротуара.

– Почему вдогон не стрелял? – буркнул кто-то неподалёку.

Обернувшись, увидел хилого очкарика в просторной куртке, с отворота которой на виновного таращился сердитый металлический глаз. Всё с тем же недовольным видом смотрящий, ни слова не говоря, сбросил ремень автомата с неширокого плеча, явно готовый расстаться с амуницией. Прощай, оружие.

– А надо было? – Влас нервно хихикнул.

– Слышь!.. – обиделся очкарик. – Вот только интуристом тут не прикидывайся! Это мы уже проходили… – Затем вроде бы усомнился и раздумал вылезать из рукавов. – А впрочем… – Быстро огляделся и понизил голос: – Можем и договориться… – совсем уже конфиденциально добавил он.

Кажется, Власа подбивали на какую-то сделку. Они отошли к облезлому стволу светофора, к которому приклёпана была табличка из нержавейки со следующими словами: «Так они ограничивали нашу свободу передвижения».

– Слышь, друг… – зашептал смотрящий. – Первокурсник я, в поликриминальном учусь, а завтра зачёт по гоп-стопу…

– И что? – оробело спросил Влас, тоже перейдя на шёпот.

– Жертва нужна. Первого встречного стопорить – сам понимаешь, неизвестно ещё, на кого нарвёшься… Денег дам. Половину – тебе, половину заберу обратно… когда грабить буду… Как, согласен?

– Да я вообще-то… в самом деле интурист… – промямлил Влас. – Утром прибыл…

Лицо за очками окаменело, стало беспощадным.

– Документы!

– Вот… – Влас достал и протянул паспорт.

Смотрящий бросил недоверчивый взгляд, принял книжицу, раскрыл, листнул, но в отличие от давешних салочек отнюдь не развеселился – приуныл. Потом скорбно принялся кивать.

– Да… – выдохнул он наконец. – Надо же! А я-то думал… Спасибо, что предупредил!

– А то бы что?

Глаза за линзами очков стали точными подобиями металлического ока на лацкане.

– То есть как что?! Иностранца грабануть! Это ж полная дисквалификация! Всё равно что ребёнка обидеть…

– Неужели бы отчислили?

– Со свистом!

Вернул документ, сокрушённо вздохнул ещё раз.

– Ну, привет Суслову. Трудно вам там, наверно, приходится…

С сочувствием похлопал по плечу и двинулся дальше, высматривая очередного кандидата в завтрашние жертвы. Некоторое время Влас озадаченно глядел в его сутулую спину, потом спрятал паспорт и осознал наконец, что, кажется, потерялся.

– Послушайте… – окликнул он.

Салочка обернулся.

– Тут где-то поблизости, говорят… что-то вот-вот должно начаться…

Очкастый страж беспредела нахмурился, припоминая. Затем лицо его прояснилось.

– А! Так это, наверно, у Фили… Там вроде правдолюбки митинг собирают…

– У Фили? – беспомощно повторил Влас. – У какого Фили?

Очкарик наконец-то улыбнулся. Всё-таки что ни говори, а наивные они, эти иностранцы!

– У Македонского, у какого ж ещё? Филя у нас один…

* * *

Митинг на площади шёл вовсю. Люди стояли плотно, пролезть в середину не представлялось возможным. Некто невидимый что-то вещал в микрофон – проникновенно, местами навзрыд. Далеко разнесённые динамики накладывали фразу на фразу и так перетасовывали слова, что понять, о чём речь, было весьма затруднительно. Вдалеке зеленел над головами пернатый шлем бронзового Фили.

Приглядываясь, Влас обошёл толпу. Ни Аверкия Прокловича, ни Пелагеи Кирилловны высмотреть не удалось, зато на глаза попался один из тех двоих аборигенов, что первыми встретились ему в Понерополе, а именно – пожилой инвалид в мятых летних брюках и рубашке навыпуск.

Влас глядел и пытался мысленно влезть в его шкуру – там, на автовокзале, возле полосатого штыря с грозной табличкой. Не поднимешь оброненное – смотрящие засекут. А поднимешь – изволь делиться с государством, да и неизвестно ещё, что окажется больше: неправедная прибыль или сам налог со всякими там издержками… Кроме того, бумажник и впрямь могли не обронить, а именно подбросить…