Можно было счесть это полной капитуляцией, но это не так. Майкл обнаружил брешь в броне наших оппонентов. Всё просто: они просили слишком многого. Пытаясь получить от нас секретную информацию, которую им действительно хотелось заполучить, они завуалировали свое истинное желание огромным количеством запросов на второстепенную информацию, которая им на самом деле была не нужна. Майкл понял, что мы сможем легко выполнить большую часть запросов, не подвергаясь при этом никакому риску.

Спустя десять дней мы передали «Бейкер-Хостетлер» 328 525 листов документов. Среди них были российские судебные дела, данные Центрального банка РФ и российские банковские документы. Большую часть этих документов Джон Москоу и «Бейкер-Хостетлер» уже видели, а некоторые из них были даже в открытом доступе.

С тех пор каждые несколько дней мы отправляли им очередную порцию таких же безобидных документов, которые они истребовали.

Конечно, юристы «Бейкер-Хостетлер» не дураки и быстро поняли, что мы делаем. Но руки у них были связаны. Они не могли пойти к судье и сказать, что мы не сотрудничаем, потому что мы сотрудничали. Также они не могли сказать, что мы делимся с ними документами, которые не были указаны в запросе, потому что мы отдавали им именно то, что они просили. Мы просто отдавали документы в том порядке, который устраивал нас, а не их.

Фирма «Бейкер-Хостетлер», наверное, смогла бы получить всё, что требовала, если бы они отложили мой допрос, о чем Майкл просил их. Но как только судья удовлетворил их запрос, эти ребята так спешили допросить меня, что наотрез отказались даже слышать о переносе даты с 15 апреля.

К этому времени мы не отдали им ни одного значимого документа, который ставил под угрозу чью-либо безопасность.

Но всё же допрос гораздо опаснее, чем запрос. Меня приведут к присяге, и я буду обязан отвечать на все их вопросы. Они могли спросить о чем угодно: о моей семье, обо всех родственниках Вадима или Ивана в России, о наших источниках. Если я откажусь, то меня могут привлечь к ответственности за неуважение к суду — по законам США, это уголовно наказуемое деяние.

13 апреля я приехал в Нью-Йорк, чтобы подготовиться к допросу вместе с Майклом. На следующее утро я в первый раз пришел к нему в контору на углу 3-й авеню и Восточной 49-й улицы. Это был обычный современный функциональный офис, без всяких претензий на что-то большее. Ни блеска мрамора, ни муралов.

Мы прошли в конференц-комнату, которая имитировала комнату для дачи показаний. Так как мы готовились к битве, Майкл выступал в роли юриста из «Бейкер-Хостетлер». Мы приступили.

Майкл достал документ и положил его передо мной на стол.

— Вы знакомы с этим? — спросил он.

Я взглянул на документ.

— Да. Это заявление, которое я подал в прокуратуру Нью-Йорка.

Майкл тут же перебил меня, покачав головой.

— Неправильно. Они могут положить перед вами любую пачку бумаг. Когда вам дают документ, вы обязаны внимательно прочитать страницу за страницей, чтобы убедиться в том, что это то, о чем они спрашивают.

— Но на это уйдет десять или двадцать минут, — запротестовал было я.

— Чьи это двадцать минут?

— Не понял?.. — удивился я.

— У них есть семь часов на допрос. Если они хотят потратить двадцать минут на изучение документа, это их выбор, и это их двадцать минут.

Он нравился мне всё больше и больше.

Мы продолжили. Через некоторое время Майкл прервал меня вопросом в лоб:

— Это правда, что вы украли 230 миллионов долларов?

— Конечно же, нет! Это российское правительство, которое...

Майкл поднял руку, прерывая меня.

— Билл, вы должны понять, что в этой комнате людей не будет, там только манекены. Они могут улыбаться, кричать или шептать. Это не беседа, и вы здесь не для того, чтобы кого-то в чем-то убеждать. Вы здесь для того, чтобы правдиво отвечать на вопросы, и не более того.

— Значит, ответ — «нет», — сказал я.

— Правильно. Самое главное: если они задают вопрос, на который вы не знаете ответа, просто скажите: «Я не знаю». Не пытайтесь им помогать. Неважно, будете ли вы выглядеть умным или глупым, это не повлечет за собой никаких юридических последствий. Если вы начнете рассуждать или спорить, это прямой путь к неприятностям.

Я внимал всем его советам и подсказкам. К концу дня я был готов настолько, насколько это вообще было возможно.

Утром я встретился с Майклом в его офисе, и оттуда мы пешком пошли на площадь Рокфеллера, 30. Это недалеко, и именно там должен был проходить допрос. Мы поднялись на лифте на 45-й этаж, где нас встретили и проводили в большой конференц-зал со столом в форме подковы. Мы пришли первыми. Майкл сказал, что я должен буду сидеть в верхней части подковы, напротив видеокамеры, установленной в конце помещения. Провода пересекали стол, а слева от меня стоял открытый ноутбук, при помощи которого должна была вестись прямая трансляция неизвестно куда.

Вскоре пришел Пол Монтелеони с еще одним прокурором из Южного округа. Оба сели рядом с Майклом.

Команда юристов «Превезона» пришла в 9 утра. Надутые, как индюки, от собственной важности и уверенности в победе.

Пока партнеры рассаживались на отведенные им места на своей стороне стола, младшие юристы и помощники вносили коробки с документами, складывая их вдоль стены, после чего они удалились в смежную комнату, откуда смотрели допрос по видео. Юристов было около двух десятков из двух разных контор. Я подумал, что только этот день обойдется «Превезону» в несколько сотен тысяч долларов.

Странно, но Джона Москоу среди них не было. Проводить допрос было поручено его коллеге, Марку Цимроту.

Процесс начался, и я был приведен к присяге. Но прежде чем Цимрот смог задать свой первый вопрос, Майкл спросил, смотрит ли видеотрансляцию кто-нибудь еще, помимо адвокатов в соседней комнате? Цимрот заерзал, но признал, что есть еще «люди, которые смотрят». Он назвал Дениса Кацыва и его адвоката Наталью Весельницкую, которые смотрели прямую трансляцию в Москве, а также юриста по недвижимости «Превезона» в Бруклине.

Майку это очень не понравилось: ведь если этот допрос транслировался в Москву, то смотреть мог кто угодно.

— Вы можете доподлинно ответить, кто именно смотрит трансляцию? — спросил он.

Цимрот ответил язвительно:

— Отсюда — не могу.

Я был уверен, что некоторые официальные лица в Москве тоже смотрят. Я живо представил себе группу эфэсбэшников, устроившихся с попкорном в кабинете на Лубянке в предвкушении зрелища.

Майкл попросил занести свое возражение в протокол, но этого было недостаточно, чтобы остановить трансляцию. Пришлось продолжить.

Как и предвидел Майкл, Цимрот передал мне заявление, которое я подал в прокуратуру Нью-Йорка.