На всякий случай Вильчевский отстегнул клапан кобуры. Показалось ему, что Токарский готовит побег убийцы. Откуда взялась странная мысль, пристав не знал, но засела в мозгу крепко. Он только ждал, что девица вскочит, кинется к дверям, а доктор будет ее прикрывать. Тогда стрелять, не жалея патронов. Пусть Ванзаров не обижается.

Но горничная сидела как каменная.

– Она в стадии сомнамбулизма, – сказал Токарский.

– Спрашивайте, доктор, – попросил Ванзаров.

– Не ручаюсь за результат, Родион Георгиевич…

– Нужен любой результат, – последовал быстрый ответ.

Угроза побега отодвинулась. Но бдительности пристав не терял. Он слушал, что спрашивает доктор и односложные ответы горничной. Как вдруг на простом вопросе: «Кто приходил ночью?» – Муртазина резко откинулась на спинку стула и издала глухой звук, похожий на рык.

– Кто ты? – вдруг спросила она.

Токарский развел руками: он ничего не делал. Ванзаров знаком показал продолжать. Доктор ответил. И повторил вопрос.

– Ты хочешь знать? – все тем же странным, не своим голосом сказала Муртазина.

– Я жду ответ.

– Ты получишь ответ…

Горничная резко выгнулась, как будто что-то ударило ее в спину, и опала на стул.

– Уйди с моего пути, смертный, иначе участь твоя будет ужасной… Я сила, не подвластная никому… Уйди с дороги, глупец…

Муртазина выдохнула и повалилась на пол.

Пристав был наготове. Первым подбежал, чтобы скрутить руки. Его оттолкнули.

Девушка не подавала признаков жизни. Токарский рвал на ее груди рубашку и кричал, чтобы послали в аптеку, у него ничего нет. На помощь бросился Лебедев, в походном саквояже которого хранилось всякое. С помощью доктора он разжимал Муртазиной рот и вливал лекарство, потом делал укол и хлестал по щекам. Все было напрасно. Горничная не реагировала. Глаза ее остекленели, изо рта стекала слюна. Дышала чуть слышно, сердце давало редкие удары. Муртазина впала в полное бесчувствие.

Стоя над ней, Токарский качал головой.

– Господа, я знал, что кончится чем-то подобным…

Пристав хотел крикнуть: коли знал, зачем руками размахивал? Да только сдержался. Ему было все предельно ясно: доумничались. Доигрались. И вот окончательно приехали, здрасте, вам. Господам-то что – ушли и нет их. А у него труп на участке и убийца, которую нельзя отдать под суд. Неизвестно, когда очухается. Из дома умалишенных еще никто не возвращался.

Спасибо Родиону. Помог чиновник сыска, нечего сказать…

33

Гороховая, 2

Полковник боролся с желанием телефонировать. Не хватало, чтобы он испрашивал чиновника сыска. Пирамидов ждал Ванзарова с утра и чрезвычайно раздражался, что ожидаемого доклада не случилось. Заглянул помощник Сокол, сообщил, что прибыл некий господин Охчинский Константин Владимирович, ординатор больницы Св. Николая Чудотворца. Полковник разрешил впустить.

Вошел господин обычного вида, в котором не разглядеть доктора душевных болезней. Сняв шляпу и поклонившись, он отрекомендовался учеником профессора Тихомирова. Не далее как вчера учитель попросил оказать помощь доброму другу, который служит в охранном отделении. Вопрос деликатный, разглашению не подлежит. Охчинский не отказал в просьбе и теперь к услугам охранного отделения.

Видя столь похвальное рвение, нечасто встречающееся у интеллигентных людей и врачей, Пирамидов спросил, как поживает мадам Иртемьева, много ли у нее было посетителей. На что получил прямой ответ: посещения этой больной строго запрещены охранным отделением, распоряжение выполняется неукоснительно. Тогда полковник стал расспрашивать подробности о больнице. Охчинский отвечал бойко, не вызывая подозрений. А вот господина Квицинского он не имел чести знать лично, слышал о нем от Тихомирова.

– Профессор сообщил, в чем возникла нужда? – наконец спросил полковник.

– Как я понял, имеется некая дама, которую надо погрузить в состояние гипноза, – ответил Охчинский.

– Не только погрузить, но заставить раскрыть некоторые факты, которые она упорно скрывает. Или не помнит.

– Не составит труда… Какие именно факты?

– Об этом узнаете непосредственно перед сеансом. – Полковник подтолкнул к нему чистый лист бумаги и указал на чернильный прибор. – Извольте собственноручно составить обязательство…

Взяв ручку, ординатор макнул в чернильницу.

– В чем обязательство?

– Сохранить в полной конфиденциальности все, что услышите и узнаете на сеансе гипноза. Никакие сведения не подлежат разглашению под угрозой судебного преследования.

Немного удивившись, Охчинский быстро начеркал обязательство. Получив такой документ, Пирамидов был относительно спокоен.

– Где ваша дама? – спросил ординатор. – В соседнем кабинете?

– Содержится в Петропавловской крепости.

Видя, как изменилось выражение лица докторишки, полковник остался доволен: все-таки могут еще наводить страх. А то распустились образованные господа, волю почуяли, пора в чувство приводить.

– Как в крепости? – пролепетал Охчинский.

– Обычным образом. Арестована и заключена под стражу…

– Но… Но… – Ординатор никак не мог продолжить. – Профессор говорил о больной, он не упоминал о заключенной…

– Ему знать не следует. А что так испугались?

– Нет… Ничуть… Прошу простить, мне не приходилось проводить гипноз в тюремной камере.

Пирамидов поднялся из-за стола.

– Насколько знаю, у вас в больнице имеется отделение для буйных?

– Совершенно верно, имеется, – ответил Охчинский, тоже вставая.

– Решетки на окнах?

– Конечно, это необходимость…

– Тюремная камера ничем не отличается от палаты для буйных. Поверьте, разница невелика.

Охчинский замялся, жалея о том, что поспешно дал согласие и обязательство, но отказываться было поздно.

Ему приказали быть у ворот крепости через два часа.

34

Около Сенной площади

Не стесняясь прохожих, Лебедев налил мензурку «Слезы жандарма» и выпил. Токарский спросил, что за средство. Аполлон Григорьевич налил и ему. Доктор проглотил и не поморщился, чем вызвал глубокое уважение криминалиста: второй случай, когда человек не упал в обморок.

Мимо сновали кухарки и бабы, которые возвращались с рынка, другие шли навстречу с пустыми корзинами. На трех господ бросали придирчивые взгляды и бежали мимо. Городовой Ермыкин отдал честь и проследовал с обходом по каналу.

– Вам не в чем себя винить, Александр Александрович, – сказал Ванзаров.

Токарский протестующе мотнул головой.