– Ах вот как… Владимир Михайлович… Он милый, а хочет казаться строгим… Но ведь Леонид в командировке.

– Мне известно, – сказал Ванзаров. – Позвольте войти?

– Что же, проходите. – Она посторонилась так, чтобы нельзя пройти мимо, не коснувшись ее. У халата было слишком глубокое декольте.

В гостиной Ванзарову тоже пришлось отводить глаза. По комнате были разбросаны предметы дамского туалета. Быть может, недрогнувшей рукой ротмистра. Тут логика предпочитала умолчать из скромности.

Она вошла и прилегла на подушки дивана, закинув стройные ноги так, чтобы было видно, насколько хороши ее тонкие щиколотки.

– Право, не знаю, чем могу быть полезна, – сказала Ольга Сергеевна, картинно оперев головку о ручку, с которой соскользнул рукав халата. Она дразнила самца и не скрывала этого.

– Вы с мужем посещаете медиумический кружок?

– Ах да… Иногда хочется разогнать скуку, хочется какого-то разнообразия… Спиритизм – это забавно… Леонид слишком серьезно к нему относится…

– Он собирается пригласить Янека Гузика?

Ольга Сергеевна потянулась кошечкой, которая устала ждать.

– Ну, конечно… Леонид так надеялся его заполучить… И ему удалось…

– Зачем?

Она посмотрела так, будто мужчина сморозил глупость, совсем не понимая, что от него ждут.

– Чтобы устроить спиритический сеанс. Для чего же еще. Он говорил, что ожидает от этого сеанса столь значительных результатов, что трудно даже представить. Леонид был так забавно серьезен, когда говорил об этом. Но я предпочитаю не лезть в дела мужа. У вас, мужчин, такие скучные привычки. Вечно на что-то надеетесь или кого-то ловите. Надо радоваться жизни… Вы не находите?

Ванзаров находил, что мадам Квицинская умела радоваться жизни. Но это его не касалось.

– Где должен быть сеанс?

– В нашем кружке, наверное… А вы тоже верите в спиритизм?

– Отчасти, – сказал Ванзаров, не уточнив, какой именно частью и насколько велика эта часть. – Господин Гузик уже был в Петербурге с частным визитом.

– Вы правы. – Плавным движением она показала, как хороша ее ручка. – В этом году… Или нет?… Кажется, в прошлом. Какая разница… Леонид был на том сеансе и познакомился с Гузиком. Договорился, что молодой талант, восходящая звезда, приедет специально по его приглашению. Знаете, что Гузик предсказал Леониду?

– Не могу представить, – ответил Ванзаров.

– Предсказал, что Леонид погибнет от воды. С того сеанса мой муж обходит стороной даже таз с водой и отказывается кататься на лодке. Такой милый… А Гузик – просто чудо. Настоящий гений спиритизма. И вот такая неудача.

– А вы познакомились с медиумом?

– Я не была на том сеансе, – ответила Ольга Сергеевна и зевнула, потеряв интерес к симпатичному, но такому черствому мужчине. – Прошу простить, я ожидаю визит.

Она выразительно посмотрела на часы. Гостю откровенно указывали на дверь.

– Вчера днем Леонид Антонович заехал, чтобы переодеться, – словно не понимая, начал он.

– Да, именно так. – Она скинула ножки с дивана и встала. Даже в этом движении не забыла показать, чего лишаются не слишком сообразительные и робкие мужчины.

– Он был расстроен?

– Такой взволнованный. Даже накричал на меня.

– Не узнали причину его волнений?

– Господин Ванзаров. – Мадам повысила голос и тут же смягчила невольную грубость улыбкой: – Мы не мешаем друг другу жить и получать от жизни удовольствия, жизнь ведь так скоротечна. Как молодость.

– Вас удивило, что Леонид Антонович не пришел ночевать?

– Ничего удивительного. Он часто бывал занят по ночам службой. Или еще чем-нибудь интересным. – Она подмигнула. – Я сразу поняла, что его отправили в командировку. Написала записку Пирамидову, он ответил, и все разъяснилось.

– Когда должен вернуться ваш муж?

– Кажется, дня через два или три, – с легкостью ответила она. – Сегодня его не будет. Прошу меня извинить.

Не из милосердия, а по необходимости Ванзаров не стал сообщать то, что должен был. Новость была не ко времени. Он оделся и в прихожей отдал поклон вежливости. Ручку ему не протянули, но одарили взглядом, каким голодная пантера провожает сбежавшего зверька.

Спустившись по лестнице, Ванзаров столкнулся с господином, который входил в парадное. Он держал бумажный сверток в форме букета и конфетную коробку «Жорж Борман»[22]. Господа раскланялись и разошлись.

Ванзаров задержался, оставшись в парадном. С третьего этажа долетел отзвук радостной встречи. Пожаловал гость, которого Ольга Сергеевна ждала и не хотела, чтобы о нем знал посторонний чиновник сыска. Хватило одного взгляда, чтобы Ванзаров запомнил его. Мадам Квицинская жаловала не только крепких и молодых ротмистров, она была рада господину далеко за сорок, благообразному и степенному. Крепкой мужской выдержки, так сказать.

Впрочем, кто возьмется осуждать молодую вдову, которая хочет от жизни радости и веселья и еще не знает, что стала вдовой. Осуждать Ванзаров не умел. Он умел думать.

37

Петропавловская крепость

В тюремном коридоре Петропавловского равелина каждый звук отдавался гулким эхом, будто отвечали не стены, а голоса арестантов, сгинувших за решеткой. Посматривая на ординатора, Пирамидов был доволен: господин психиатр ссутулился, нервно оглядывался и, кажется, испытывал нешуточный страх. Будет потом рассказывать об ужасах, укрепляя авторитет охранного отделения.

Страх – самый надежный способ держать в узде. Россию ничем, кроме страха и кнута, удержать невозможно. В этом полковник был искренне уверен. Вся эта интеллигентская болтовня о свободах ни к чему хорошему не приведет. Народ, который вышел из крепостного права меньше сорока лет назад, еще лет сто будет нуждаться в безжалостном кулаке. А то и двести. Кулака боятся, но втайне обожают: и бывший крепостной, и бывший крепостник. Не понимает народ российский иного порядка, не надо иллюзий. Чем сильнее страх перед властным кулаком, беспощадным и свирепым, тем тише в стране и больше порядка. А прочее – от лукавого. Вот и докторишка присмирел, словно примеряет оковы. Ничего, ему полезно мозги прочистить.

У камеры встретил жандармский караул. Пирамидову доложили, что происшествий не было, заключенная ведет себя тихо, песен не распевает. Полковник приказал открыть камеру. Звякнув связкой ключей, надзиратель открыл замок и отвел тяжелую дверь, взвизгнувшую петлями.

Нависал сводчатый потолок. Зарешеченное окно находилось так высоко, что не допрыгнуть и света белого не увидеть. Арестантка сидела на деревянной лавке, на которую был брошен матрац, набитый соломой. Пирамидова она встретила презрительной улыбкой.