Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ева перевернулась и легла, положив голову на матрас.
— Он меня утомляет. Бедная Титания.
Оба рассмеялись.
Когда мистер Кроссли, все еще смеясь, повернулся спиной к свету, Ева увидела в нем тень привлекательного мужчины.
— Мне пора, миссис Бобер, — сказал Стэнли.
— Прошу, приходите к нам завтра, — попросила она. — После обеда я собираюсь напиться и выкурить кучу сигарет.
— Звучит соблазнительно. Конечно, я приду, — кивнул он.
Когда мистер Кроссли открыл дверь, Брайан стоял в коридоре.
Вежливо уведомив Брайана, что завтра прибудет на обед, Стэнли сошел вниз, а Брайан следовал за гостем, шипя:
— Еще раз возьмешь мою жену за руку, и я отрублю тебе кисть.
Стэнли тихо ответил:
— Знаю я вашего брата. Была у нас парочка таких в эскадрилье. Трепачи и хвастуны. Взлетали всегда последними, а садились первыми. В боях почти не участвовали — все время им не везло: то вдруг видимость не пойми чем ограничит, то приборы заглючат, то орудия заклинит. Они мухлевали в карты, хамили женщинам и вообще вели себя как полные ублюдки. На вроде вас. Спокойной ночи, доктор Бобер.
Прежде чем Брайан успел придумать достойный ответ, Стэнли надел шляпу и вышел.
Оледеневший асфальт блестел в свете уличных фонарей. Держась за стены и заборчики, мистер Кроссли медленно побрел в свой пустой дом.
Рождественским утром Ева проснулась и выглянула в окно, чтобы полюбоваться на падающий с темно-синего неба снег. В доме царила тишина. Но, прислушавшись, Ева различила, как по трубам и батареям струится горячая вода, а доски паркета поскрипывают и потрескивают. С крыши доносился птичий щебет. Птица без остановки трещала: чирик-чик-чик! Чирик-чик-чик!
Ева открыла подъемное окно, высунула голову наружу и попыталась высмотреть нарушителя тишины. Снег падал на лицо и сразу же таял. Ева увидела черного, с желтым клювом, дрозда с глазом-бусинкой. Другого глаза не было, лишь окровавленная глазница.
Птица расправила крылья и попыталась взлететь, не переставая трещать. Одно крыло было перебито и не расправлялось до конца.
— Что с тобой случилось? — спросила Ева.
В комнату вошел Брайан-младший, на ходу приглаживая волосы пятерней.
— Этот дрозд чертовски противно тарахтит.
— Он лишился глаза и повредил крыло, — сообщила Ева. — Что нам делать?
— Тебе и мне не нужно ничего делать, — наставительно сказал сын. — Если дрозд серьезно ранен, он умрет.
— Но как-нибудь можно… — попыталась возразить Ева.
— Закрой окно, у тебя всю кровать снегом занесло.
Ева опустила фрамугу и пробормотала:
— Наверное, стоит взять птицу в дом?..
— Нет! — закричал Брайан-младший. — Жизнь несправедлива! Природа безжалостна! Сильные побеждают слабых! Все умирают! Все! Даже ты, мама, с твоим неимоверным эго, даже ты не сможешь избежать смерти!
От шока Ева не могла вымолвить ни слова.
— Счастливого Рождества! — сказал ей Брайан-младший.
— Счастливого Рождества, — отозвалась она.
Когда сын ушел, Ева с головой укрылась одеялом, слушая жалобную трескотню дрозда.
К своей первой рождественской стряпне Брайан готовился тщательно, изучал рецепты и советы в кулинарных книгах, которые все эти годы дарил Еве. Жена каждому тому давала имя: «Делия», «Джейми», «Рик», «Найджел», «Кит», «Найджелла» и «Маргарита».
Проштудировав все книги, Брайан написал компьютерную программу — экспертную систему, которой намеревался руководствоваться с секундомером в одной руке и кухонными причиндалами в другой (для отбивки, поливки, очистки, нарезки, процеживания, разделки, перемешивания, разминки, открывания, наливания и измельчения). Он пригласил гостей к двенадцати сорока пяти для коктейля и обмена любезностями. И планировал усадить визитеров за стол не позднее часа десяти и подать им необременительную закуску — суфле из авокадо и лаванды.
Брайан жалел, что Поппи уехала в Данди к умирающим родителям. Он надеялся окончательно сразить ее своими кулинарными изысками. Поппи отбыла накануне вечером в куртке Брайана из пятидесятипроцентного кашемира, взяв с собой лишь небольшую сумку и оставив все прочее барахло валяться в гостиной. Брайан потратил час с лишним, распихивая вещи Поппи по углам, чтобы привести комнату в презентабельный вид для грядущего празднования.
Поздним утром в комнату Евы впорхнула Брианна в шелковой пижаме с узором из чайных роз, оплаченной Евой и заказанной Александром в интернет-магазине. Весь процесс не занял и пяти минут.
Брианна привела волосы в порядок, а ее лицо выглядело даже не слишком суровым.
— Какая милая пижама! — воскликнула она. — Даже не хочется ее снимать!
— Выбор Александра, — сообщила Ева.
— Знаю. Разве он не прекраснейший из мужчин?
— Поблагодари его при встрече.
— О, я уже. Он на улице с детьми. Я пригласила их на обед. Разве они не самые очаровательные дети, мама?
Ева приятно удивилась, что Александр решился прийти.
— Очаровательные? Непривычно слышать от тебя это слово.
— Но они и вправду очаровательные, ма. И такие умненькие! Знают кучу стихотворений и названия всех столиц в мире. Алекс так ими гордится. И мне нравится его имя — Александр. Он поистине Александр Великий, да, мама?
— Да, но Александру сорок девять лет, Брианна.
— Сорок девять? В наше время это лишь начало зрелости!
— Когда-то ты ворчала, что людям старше двадцати пяти надо запретить носить джинсы и танцевать на людях.
— Но Алекс так здорово смотрится в джинсах, и у него высшие оценки по математике, мам! Он разбирается в неоднородных уравнениях!
— Похоже, он тебе нравится, — констатировала Ева.
— Нравится? — переспросила Брианна. — Мне нравятся бабушка Руби, усики у котят и яркие медные чайники, но я, черт возьми, страстно влюблена в Алекса Тейта!
— Прошу, не выражайся, — одернула дочь Ева.
— Ты такая гребаная лицемерка! — завопила Брианна. — Ты же сама без конца ругаешься! И пытаешься испортить мои отношения с Алексом!
— Там нечего портить. Ты не Джульетта. Мы не Монтекки и Капулетти. Алекс вообще знает о твоих чувствах?
— Да, знает, — вызывающе раздула ноздри Брианна.
— И?
Брианна опустила глаза:
— Конечно, он меня пока не любит. У него просто не было времени познакомиться со мной поближе. Но, увидев, как он тащит книжный шкаф в Лидсе, я сразу же поняла, что вот он — человек, которого я ждала с детства. Я долго гадала, каким же он окажется. А потом он постучал в мою дверь.