– Я пошел, – буднично сказал антис.

Изображение мигнуло и погасло.

– Абонент, – по-кошачьи мурлыкнула информателла, – находится вне зоны доступа.

Эбале охватило страстное желание запустить в виртуальную дуру чем-нибудь материальным, желательно из чугуна.

Помощник вынырнул из сферы:

– Я связался. Еще два антиса на подходе.

– Время?!

– Тридцать-сорок минут. Быстрее не успевают.

– Через полчаса тут все закончится.

Я – шарик, подумал Эбале. Я – воздушный шарик, и я лопнул. Я сделал все, что мог. Теперь я жду. Сижу, бью баклуши и жду. Великий Джа, что за пытка…

– Флуктуация неизвестного класса, – доложила информателла.

Голос ее дрожал: видимо, чугун долетел.

Охристое пятнышко неслось к месту битвы. «Корабли вне опасности, – как заклинание, твердил Квадво Эбале. – Вне опасности. Вне…» Он уже знал: стая атакует коллант, объявившийся в системе. Когда стартовал М’беки, начсмены позволил себе малую толику надежды. Антис успеет, спасет этих отчаянных людей…

Тварь, окрашенная на мониторе в цвет охры, успела раньше. Лишь потом, на замедленном просмотре, Эбале сумел разобрать подробности – и все равно ничего не понял. Пятно с разгону врезалось в бурлящий клубок волн и силовых полей – и размазалось по нему флуоресцентной кляксой. Клякса жадно пульсировала, словно тварь высасывала из колланта – из своих сородичей?! – жизненные соки. Бурление усилилось, в клубке полыхнуло, и стая натуральным образом взорвалась, распадаясь на отдельные флуктуации.

Фаги порскнули врассыпную тараканами из-под веника. В голосфере зарябило от десятков волновых объектов. Тут и подоспел антис; впрочем, спасать оказалось некого, и воевать не с кем. Болезненно искря, потрепанный коллант пропал из зоны видимости. Охристая зараза исчезла, как не бывало. Уцелевшие фаги драпали во все стороны. Думиса М’беки в сердцах прихлопнул первого, кто попался под руку, а за остальными даже гнаться не стал. Зато «Ведьмак» и первая эскадрилья истребителей оторвались по полной, разнеся из деструкторов целую шайку фагов. Колланты «Грядущего», рейдер и вторая эскадрилья объявились уже к шапочному разбору. В системе было чисто, в системе было пусто. Лишь медленно таяли клочья силовых полей, исходя туманом остаточных излучений.

Квадво Эбале крутанулся в кресле:

– Как вы сюда вошли?! Посторонним…

Он осекся, узнав М’беки. Второму антису Китты на днях исполнилось двадцать пять лет, и одевался он, как положено молодому оболтусу: шорты цвета хаки, интерактивная разлетайка навыпуск. По разлетайке плавала белая акула, всякий раз клацая зубами в районе паха. На голове М’беки красовалось воронье гнездо из небрежно скрученных дредов.

– Что за хрень? – гаркнул антис. – Я из штанов выпрыгиваю, а толку? Все рвут когти, и старик Думиса остается в полных непонятках! Ты в курсах, брат?!

Палец антиса уставился на Квадво стволом лучевика. Акула повернула к начсмены жуткую башку, сощурила левый глаз, будто прицеливаясь, и ухмыльнулась во всю пасть. Это его прозвище, вспомнил Эбале. Болтают, под шелухой М’беки принимает облик акулы.

– И не говори, брат! – вздохнул Квадво Эбале. – Полная засада…

Антис почесал затылок и кивнул.

IX

– Штиль-нер! Штиль-нер!

Вопреки значению слова «штиль» на трибунах бушевал настоящий шторм. Такое редко увидишь на турнире по фехтованию. Футбольный матч? Сколько угодно! Боевое троеборье в невесомости? Конечно! Но «Клинки Ойкумены»? И накал страстей пожиже, и публика другая: аристократы спорта, тонкие ценители финтов и парадов…

Тонкие ценители превратились в буйных пациентов психбольницы. Аристократы – в беспризорников, чудом прорвавшихся в цирк. Они вскакивали с мест, махали руками, прыгали, бросали вверх шляпы, не в силах справиться с эмоциями. Уже не кричали – скандировали:

– Штиль-нер! Штиль-нер!

Сочный бас перекрыл скандёж:

– Браво!

Эзра Дахан – единственный, кто избежал эпидемии возбуждения – отметил, что Рудольф Шильдкнехт кричит со всей возможной искренностью. Чувствовалось, что бергландец не держит зла на Джессику, закрывшую ему дорогу в финал. Овации ширились, захлестывали зал; к аплодисментам – чудо из чудес! – присоединилась часть судей.

Жаль, виновницы оваций и след простыл.

Это был самый короткий бой турнира. Возможно, это был кратчайший бой за всю историю фехтования, как вида спорта. Мар Дахан начал рассчитывать вероятность такого факта и бросил: не хватало данных. В сотый раз он прокручивал в мозгу событие, свидетелем которого стал вопреки собственным ожиданиям и прогнозам. Джессика вылетела на площадку за секунду до гонга – красная, запыхавшаяся, злая как черт. С вероятностью в семьдесят три и шесть десятых процента причиной злости Джессики Штильнер являлся сеньор Пераль. Приветственный салют в исполнении гематрийки выглядел безукоризненным, но прокрученным на «ускоренной съемке». Еще не замер отзвук гонга, а ученица мар Дахана уже прыгнула к сопернице, нанесла молниеносный укол в сердце – и удрала с площадки раньше, чем бисандийка Габриэла Азурро рухнула пластом.

Даже не стала ждать, пока отключат нейтрализатор.

Зрители остолбенели. Настроенные на зрелище, они сперва не поняли, что произошло. Да и судьи, если честно, мало что поняли. Зато когда дошло, доехало, добралось до мозгов и печенок… На обзорниках крутили повторы сенсации: меняя ракурсы, в реальном времени, в замедлении. Информателла сообщала, что Джессика Штильнер вышла в четвертьфинал турнира – единственная женщина, которая продолжит борьбу за первенство. Бархатное контральто тонуло в реве трибун:

– Штиль-нер! Штиль-нер!

Растерянность, подумал мар Дахан. Редкое, уникальное чувство. Мне повезло. Последний раз я пребывал в растерянности двадцать семь лет тому назад. И вот – сегодня. Я никогда не видел, чтобы Джессика так дралась. Это не моя наука, и не наука Диего Пераля. Что-то третье; синтез, чьи исходники я не могу проанализировать в должной мере. Я могу лишь выстроить многомерную матрицу вопросов и задач, и все они требуют ответов и решений. Часть вопросов конфликтуют друг с другом. Тут главное – четко расставить приоритеты.

– Штиль-нер!

Набрать номер Джессики на уникоме? Нет, пустое дело. Тренер уже рассчитал, что девушка сбросит вызов с вероятностью девяносто девять и одна десятая процента.

* * *

– У вас есть номер Пшедерецкого?!

Джессику он поймал на выходе из диспетчерского центра «Тафари». Глаза девушки метали молнии. Грудь вздымалась так, словно внучка банкира Шармаля минуту назад финишировала на марш-броске с полной выкладкой. Будь Джессика при шпаге, можно было бы легко представить, что за спиной фурии остались трупы несговорчивых диспетчеров. К счастью для персонала, шпага мирно лежала в апартаментах.