— А ты научи племянничка заранее, что да как. — Лидия шумно вздохнула. — Ладно, раз ты так считаешь, давай подъедем к твоей барышне с чем-нибудь подороже. Французские духи подойдут?

— Если они не с вьетнамского рынка — вполне. — Кусочкина поставила на стол две тарелки. — Я думаю, флакон приличных духов и долларов сто на первый раз достаточно, а там жизнь покажет.

— За эти полтора месяца Тополь меня в могилу сведёт. — В голосе Лидии опять появилась безнадежность. — Если бы ты только знала, Алечка, как невыносимо его присутствие в моей квартире!

— Держать мужчину в доме вообще негигиенично, я тебе всегда об этом говорила, — невозмутимо произнесла Кусочкина и достала из ящика стола вилки. — Ладно, Лидусь, не грусти, переедем мы твоего Лёню по всем правилам стратегического искусства, только дай срок. Через два месяца всё это тебе уже будет казаться страшным сном. Только вот одно плохо… — Стараясь не рассмеяться, Альбина прикусила губу.

— Что? — испугалась Загорская.

— Придётся тебе вместо Лёньки искать нового квартиранта.

— Ну уж нет, хватит с меня нахлебников! — воскликнула Лидия. — Если я сумею выпутаться из этой истории, я вообще на мужиков смотреть перестану.

— Будешь хомутать не глядя? — выдвинула предположение Кусочкина.

Лидия хотела возразить и даже уже недовольно сдвинула брови, но неожиданно её лицо озарила улыбка и тёмно-карие глаза покрылись тёплой плёночкой янтарной поволоки. Не отвечая, она сняла с кастрюли крышку и подцепила самую большую картофелину.

К чёрту все диеты! К чёрту все правила и привычки! Пусть жизнь всё сама расставит по своим местам, а в случае чего, мы ей поможем это сделать правильно.

* * *

— А это ничего, что я на них пятнадцать лет жизни истратила? — Стараясь сдержать слёзы, Надежда запрокинула голову, прикусила губу и принялась внимательно разглядывать потолок, как будто это не простая, крашенная водоэмульсионкой поверхность, а экран кинотеатра, на котором вот-вот покажут что-то хорошее. — Значит, пока доллар не скакнул, я была для них хороша, а сейчас вдруг они вспомнили, что я инвалид и что для моего пошатнувшегося здоровья работа главного бухгалтера чрезмерно утомительна?

— Надюш, — обаятельно улыбаясь, Руслан присел на мягкий подлокотник кресла и легонько чмокнул жену в макушку, — ты же не маленькая, всё прекрасно понимаешь, что к чему.

— А что толку от моего понимания? — Не удержавшись, Надежда всхлипнула, ещё сильнее закусила губу и на какое-то мгновение затихла, пережидая, пока от горла отхлынет противная горьковато-солоноватая волна. — Русь, ну это же смешно: двадцатилетняя соплюшка никогда не справится с этой работой так, как я! И потом, какой из неё главный бухгалтер совместного предприятия, в двадцать-то лет?! Господи, это же глупость! Ну посуди сам, что она умеет — кофе подавать и улыбаться?

— Надюш, взгляни на вещи реально. — Руслан провёл рукой по волнистым волосам Надежды, распущенным по плечам. — Вероятнее всего, эта девочка ничего не соображает в бухгалтерии, и опыта работы у неё тоже никакого нет в силу её возраста. Но эта соплюшечка ослепительно улыбается всем и вся, кому надо и кому не надо. И потом, она согласна числиться главбухом всего лишь за двести долларов в месяц.

— Вот именно, что числиться! — горячо откликнулась Надежда. — Какой от неё толк?

— Надюш, видимо, у начальства несколько иное видение этого вопроса.

— Да какое там видение? Какое может быть видение, если эта вертушка ещё три года назад школьную форму носила?! Дело же не в двухстах долларах.

— И в них тоже. Зачем платить восемьсот, когда можно обойтись двумя сотнями? Ты же не будешь работать за такие деньги, правда?

— Да что ж я, Богом обиженная?! Сегодня доллар тридцать, а завтра опять к шести скатится, и что останется от зарплаты — кошкины слёзы? Соображать же надо головой, а не другим местом. Ты что же думаешь, как только этот несчастный доллар откатится обратно, дирекция тут же побежит восстанавливать бухгалтерии прежнюю зарплату? Это же какой надо быть наивной, чтобы рассчитывать на такое.

— В двадцать лет мы все были наивными, Наденька. — Руслан снова улыбнулся. — Этой девочке глубоко всё равно, что будет завтра, её интересует сегодня, а её сегодня ей очень даже нравится.

— А как быть мне?

— А что, кроме твоей конторы, других организаций нет?

— Почему ты решил, что в других организациях меня примут с распростёртыми объятиями? Мне уже сорок два, я инвалид, и у меня нет, как у этой куклы, коротенькой мини-юбочки в складочку.

— Так давай купим.

— Издеваешься?

— Хорошо, не хочешь юбочку, купим шубу. — Он наклонился, приподнял тяжёлую копну её слегка вьющихся волос и коснулся губами шеи жены.

— Руслан, прекрати. — Надежда недовольно дёрнула плечом. — Я говорю о серьёзных вещах, а ты снова пытаешься перевести всё в шутку. Я не могу и не хочу жить содержанкой и висеть у тебя камнем на шее.

— Какой камень? Зачем ты меня обижаешь? Я мужчина, а значит, содержать семью — моя прямая обязанность. Будешь ты работать или нет — дело твоё…

— Да как же ты не поймёшь, что я не могу повесить на тебя все свои проблемы и проблемы моего сына.

— Надя, — тяжело вздохнув, Руслан выпрямился и провёл ладонью по волосам, — я понимаю, что мои слова тебе не понравятся, но когда-нибудь я должен тебе об этом сказать. Твой сын уже взрослый мужчина, ему двадцать, а ты всё никак не хочешь отпустить его от себя. Пока ты не найдёшь силы сделать это, он останется маленьким инфантильным мальчиком, который никогда не научится брать на себя ответственность за свои слова и поступки.

— Семён достаточно самостоятельный человек, чтобы…

— Это тебе так кажется, — перебил Руслан. — Что бы ты ни говорила, как бы ты не объясняла свои решения, коснись твоего мальчика малейшая неприятность — и ты немедленно раскроешь над ним крылья. И самое страшное, что он об этом прекрасно знает.

— Ты предлагаешь мне бросить сына на произвол судьбы? — напряглась Надежда.

— Никто не предлагает тебе бросать ребёнка… — начал Руслан, но Надежда его тут же перебила:

— Я поняла, что ты хочешь сказать. Пока я работала, тебе было всё равно, помогаю я Семёну или нет, но теперь, когда я оказалась у разбитого корыта, ты не собираешься содержать лишний рот. Конечно, — полные губы Надежды презрительно изогнулись, — кому нужна такая обуза?

— Прекрати немедленно. — От смуглого лица Руслана отхлынула кровь, а на скулах заходили желваки.

— Кому же нужна такая обуза — чужой ребёнок? — будто не замечая бледности мужа, холодно повторила она. — Вам и свои-то не очень нужны, а уж чужие и подавно. Неужели ты думаешь, что в угоду тебе я откажусь от сына?!

— Что за бред ты несёшь? — Глаза Руслана потемнели. — Разве я предлагал тебе подобный выбор?