Как и не скажешь по-другому о полководцах той тюменской победы — «великолепная семерка». Великий министр нефтяной промышленности СССР (1965–1977) Валентин Дмитриевич Шашин, легендарный начальник Главтюменнефтегаза (1965–1978) Виктор Иванович Муравленко, кумир газовиков и строителей — министр газовой промышленности СССР (1957–1972) Алексей Кириллович Кортунов, его преемник на этой должности (1972–1981) и первый заместитель министра нефтяной промышленности СССР (1965–1972) неутомимый Сабит Атаевич Оруджев, заместитель министра газовой промышленности (1970–1972), а затем первый заместитель министра строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности СССР (1973–1983) Юрий Петрович Баталин, первый секретарь Тюменского обкома КПСС (1961–1973) Борис Евдокимович Щербина… и замыкает семерку — нефтяник номер один Николай Константинович Байбаков. В тюменской эпопее он участвовал от начала до конца… И уж точно знал, какой ценой достигался этот триумф.

Однажды много лет спустя, во время рабочей поездки по Западной Сибири, Николай Константинович неожиданно попросил остановить автобус. Дело было возле переезда через железную дорогу Тюмень — Сургут — Нижневартовск. «Мы остановились, — рассказывает ветеран освоения Западной Сибири Сергей Дмитриевич Великопольский. — Я вышел вместе с Николаем Константиновичем, остальные остались в автобусе. Подойдя к железнодорожному полотну он снял каракулевую шапку и низко поклонился, постоял молча, а потом произнес такие слова: „Это дорога к большой нефти — память о судьбах десятков и сотен тысяч людей. О тех, кто начинал и создавал в рекордно короткие сроки главную энергетическую базу страны. Это память о тех, кто ушел, оставив потомкам города, дороги, нефтепромыслы, заводы…“» Вечная им память и слава!

1973 год

А пока сибирские герои, не жалея ни себя, ни других, подымали тюменские недра, в мире произошли события, которые коренным образом изменили роль и значение углеводородов. О чем идет речь?

1973 год — четвертая арабо-израильская война. Чтобы поддержать Египет и Сирию, страны — члены ОПЕК применили «нефтяное оружие» — эмбарго — запрет экспорта нефти в ряд стран, а также растущее ограничение добычи «черного золота». Реакция мирового рынка последовала незамедлительно — более чем трехкратное увеличение цен на нефть и нефтепродукты. В странах — импортерах углеводородного сырья началась паника. Основа основ бытия «углеводородного человека» — нефть — оказалась под угрозой.

Сегодня мы знаем, какие далекоидущие последствия имел энергетический кризис 1973 года. По прошествии многих лет о нем говорят как о начале структурной перестройки послевоенной экономики западных стран, как о мощном толчке к новому этапу научно-технической революции, как о важной предпосылке перехода от индустриального к постиндустриальному, информационному обществу. С высоты XXI века с этим нельзя не согласиться. Но тогда, в 70-х годах прошлого столетия, все казалось иначе — падение промышленного производства, сокращение внешнеторгового оборота, стагфляция…

Стремясь минимизировать негативные явления, западные страны пытались найти новых надежных партнеров в обеспечении основными видами энергоресурсов. Надо сказать, вариантов было не так уж много. В 1973 году в состав ОПЕК входили Иран, Ирак, Кувейт, Саудовская Аравия, ОАЭ, Венесуэла, Катар, Индонезия, Ливия, Алжир, Нигерия, Эквадор… Кто же мог вмешаться в опековские планы? Все взоры устремились в сторону Советского Союза, который в 1970-е годы стремительно наращивал добычу нефти в Сибири. Однако ситуация была далеко не однозначной. В противостоянии Израиля и арабских государств СССР традиционно поддерживал последних. Возникал вопрос: не захочет ли Советский Союз разыграть нефтяную карту в идеологическом ключе — присоединиться к ОПЕК и шантажировать западный мир высокими ценами на углеводороды? Начались сложные переговоры.

Часто СССР упрекают в том, что советская экономика упорно не хотела быть просто экономикой. Укор, конечно, справедливый. Но не в данном случае. Руководство страны мгновенно оценило те уникальные возможности, которые предоставил энергетический кризис. Советский Союз, несмотря на всю идеологическую риторику, направленную против «израильской военщины», занял принципиальную позицию: мы не собираемся участвовать в нефтяном запугивании западных стран (ведь пострадают-то трудящиеся), а наоборот — готовы всячески помочь в преодолении энергетического кризиса и стать надежным поставщиком нефти и газа. Европа вздохнула с облегчением. Так началась экспансия советских углеводородов на западный рынок.

В свое время автор данной книги проводил специальные исследования, какие же доходы получал СССР от продажи нефти за свободно конвертируемую валюту. Цифры колоссальные: экспортная долларовая выручка в 1973 году составляла 1,9 миллиарда долларов, в 1975 году — 3,1 миллиарда долларов, в 1980 году — около 13 миллиардов долларов.

А ведь еще был и экспорт газа. СССР договорился с западными странами о совместном сотрудничестве по строительству гигантских газопроводов на севере Тюменской области. Это были так называемые соглашения газ — трубы. ФРГ, Австрия, Италия поставляли Советам трубы большого диаметра (и загружали, кстати, свою сталелитейную промышленность). А СССР расплачивался за эту продукцию поставками газа. Было понятно, что, компенсировав своим партнерам затраты, наша страна получала стабильный и очень надежный источник существенных доходов в свободно конвертируемой валюте.

Казалось бы, «с такими козырями на руках» СССР был просто обречен на невиданный взлет. В это время успешно шли экономические реформы. А нефтяные деньги — это новые дополнительные возможности: модернизация народного хозяйства, устойчивость к разного рода кризисам, задел на будущее. Однако именно тогда, когда были все основания ждать триумфа отечественной экономики, произошла одна из самых роковых трагедий, последствия которой мы ощущаем и по сей день.

Трагедия

Косыгинская реформа была точно велосипед: она не могла стоять на месте — только движение вперед. А в начале 1970-х годов выявились серьезные трудности. Так, доходы населения стали расти быстрее, чем товарное покрытие. Чтобы не допустить развития тревожной тенденции, предпринимались меры: ввели ограничения — рост зарплаты не должен был опережать производительность труда, так называемые «косыгинские ножницы». Могло помочь? Возможно, но если бы структура отечественной экономики была другой, без перекоса в сторону тяжелой промышленности. В начале 1970-х годов стало ясно — нужно решаться на следующий виток реформирования системы. «Иного выхода нет», — убеждал Косыгин. И тут случилось то самое — 1973 год, а потом и нефтяное эльдорадо!

Для политического руководства выбор казался очевидным. Зачем мучительные, притом сомнительные с идеологической точки зрения преобразования, когда в наличии такие финансовые поступления? Важнейший приоритет, сформулированный как «повышение уровня и качества жизни населения», теперь можно было удовлетворять просто и без затей. Нужно накормить население — пожалуйста, закупим зерно и мясо за валюту. Нечего советским гражданам носить — привезем одежду и обувь из-за границы. Внешнеторговый баланс тех лет ужасает. Уродливая программа — «нефть в обмен на продовольствие и товары ширпотреба».