class="p1">«Бабулино» аккуратно укладываю под брошь. Спасибо за все и прощай!

Распахиваю окно. На город опустились сумерки, но Москва никогда не спит. Сотни, тысячи горящих ярким светом окон, фары сотен машин, смех и крики толпы.

Свешиваюсь, чтобы оценить свой путь. Восьмой этаж. Ледяной ветер треплет длинные волосы.

Глава 24

Быстро выбираюсь через окно и цепляюсь за металлические перекладины. Тут главное не смотреть вниз, быстро и слаженно работать руками и ногами.

Спрыгиваю на твердую землю, с трудом преодолев последний десяток ступеней. Руки замерзли, ноги устали.

Краем глаза замечаю ухмыляющегося охранника, притаившегося в тени. Того самого, что передает свои дурацкие приветы Нелли Эдуардовне. Того, что брал с меня мзду за прошлый побег по пожарной лестнице, и которого Дима чуть не выпер за ту самую взятку.

Не успеваю ничего сказать, как рядом появляются двое мужчин: грубые сильные руки хватают меня за плечи. Вонючая тряпка прижимается к моему лицу.

Блядь!

Паника острием режет по сердцу, в бешенным темпе несется по венам. Кто это? Что им от меня надо? Почему охранник мне не помогает, а только довольно лыбиться?

— Мммм, — пытаюсь вырваться, кричать.

— Спасибо за сотрудничество, — темная фигура протягивает охраннику пухлую пачку денег.

— Да, я что? Всегда пожалуйста, — он прячет деньги в карман и не оборачиваясь уходит в ночь. Сука!

Пальцами пытаюсь отодрать от своего лица мужскую ладонь, впиваюсь ногтями, щипаюсь. Но все бесполезно.

— Тише ты, — зло шипит мне на ухо похититель.

— Мммм! — снова пытаюсь кричать.

— Заткнись, сука! — хриплый скрежет с другой стороны сопровождается сильным ударом в бок.

Задыхаюсь от боли, которая словно удар электрического тока проходит сквозь тело. Пытаюсь судорожно вдохнуть, чтобы усыпить разливающуюся тяжесть в боку.

Вдох дается мне с трудом. Губы немеют. На языке горчит, и он тоже немеет. Не могу сфокусировать глаза, все плывет.

А затем меня накрывает удушливой темнотой.

«Люся, очнись!» — звучит голос в голове.

Распахиваю глаза и тут же зажмуриваюсь от яркого света.

Жутко гудит голова. Не могу сконцентрироваться, не могу понять, где я, и совершенно не помню, как я здесь оказалась.

— Очнулась? — совсем рядом гремит чей-то голос.

Морщусь. Слишком громко.

Тяжелая рука опускается на мой затылок, грубо сгребает волосы в кулак и тянет вниз, заставляя запрокинуть голову.

— Хех, — довольно кряхтит парень рядом.

В нос ударяет удушающий запах крепкого алкоголя.

Кто он? Что ему надо?

Дергаюсь, но оказывается, что мои руки крепко связаны за спиной.

— Эд, а она ничего, — слышу в его голосе похотливое одобрение.

Хватаю ртом воздух, стараясь привести мысли в порядок.

Боже, в какое дерьмо я успела вляпаться?

— Отвали, Сер. На хера твои люди ее притащила? А?

Вздрагиваю от злого истеричного крика Эдика!

Ледяной страх сковывает мое сердце, легкие начитает жечь от нехватки воздуха.

Открываю глаза и встречаюсь со злым напряженным взглядом Эдика.

— Собиралась сбежать от меня, дрянь?

Щеку опаляет пощечина, словно тысячи раскаленных жал входят под кожу.

Голова запрокидывается, перед глазами пляшут разноцветные искры.

Мне конец! Ледяной холод, а следом полная безнадежность моего положения накатывают на меня.

— Хрм, — тихо хриплю, стараясь не двигаться. Любое движение заставляет мою голову взрываться дикой болью.

На мое счастье, судя по шагам, Эдик и его товарищ отходят.

Следом раздается шорох и злой крик.

— И это все? Все, я тебя спрашиваю?

Эдик хватает меня за волосы и заставляет снова взглянуть на него. Темные глаза безумно вращаются, искрясь яростью. Его симпатичное на первый взгляд лицо перекошено безумной злостью.

Он держит в руке помятый конверт с «моими» последними деньгами. Пятьдесят тысяч рублей, что остались от продажи броши и которые не забрал Дима.

На них я и рассчитывала сбежать и прятаться первое время.

— Это шутка, да? — ревет мужчина и накручивает мои длинные пряди на свой кулак, не заботясь о том, что мне может быть больно. Хуже того, я вижу по его глазам, что ему нравятся мои страдания. Чем больше я морщусь от боли, тем сильнее он тянет. Чертов маньяк!

Кожа головы неумолимо горит, прошивая меня насквозь острой болью. Кажется, что она проникает прямо в череп.

— Я повторяю, — выплевывает он мне прямо в лицо. — Что это?

— Деньги, — хриплю я.

— Ты ебанутая? Это копейки, — он отшвыривает от себя конверт и купюры разлетаются по комнате. — Я в ресторане за завтрак трачу больше. Где МОИ деньги?

— Не знаю, — хриплю я. — Спроси у папочки. Или на работе.

Его лицо вытягивается.

— Точно, — улыбаюсь уголками губ. Сердце стучит у самого горла. Я понимаю, что подписываю себе смертный приговор, но остановиться не могу. — Ты же никогда не работал…

— Сука! — очередная пощечина отбрасывает меня назад. А кулак, зажавший волосы, грубо возвращает меня на место. — Решила поиграть? Да?

О новой пощечине я узнаю только по звонкому шлепку. Кожа на лице уже горит так, что не воспринимает ничего. Из глаз катятся слезы, чувствую их солоноватый привкус на своих губах.

— Думаешь, это смешно? Да, дрянь? — уже не орет, визжит Эдик.

— Остынь, — из угла комнаты раздается спокойный голос.

Перевожу заплывший взгляд туда.

За столом, откинувшись в кресле, сидит молодой парень и держит пузатый бокал с янтарной жидкостью.

Его взгляд жадно скользит по моей фигуре, задерживаясь на груди, обтянутой кофтой.

Он облизывает губы.

— Иди на хер, Сер! На хуя твои дебилы ее сюда притащили, а?

— Ну ты просил за ней последить, — парень делает большой глоток.

— Последить, а не воровать! — Эдика начинает крыть истерика. Его голос дрожит.

— Она собиралась бежать, — холодно отвечает парень.

— И?

— Ребята решили ее не упускать, — парень пожимает плечами так, словно это самый логичный вывод.

— Блядь! Блядь, — Эдик выпускает мои волосы и начинает нервно ходить по комнате. — Батя меня убьет.

— Остынь…

— На хер иди! В пизду, понял? Отец мне хуй отрежет и в горло запихает за это, когда узнает! — Эдик взвизгивает, прожигая «друга» злым взглядом.

— Ты хотел сказать, если узнает.

— Блядь, он точно узнает. Эта сука все расскажет… — истерика Эдика прекращается так же быстро, как и началась.

Вот уже два одинаково безумных взгляда скрещиваются на мне.

И если один взгляд готов меня убить и расчленить на месте, то другой торопливо раздевает и нагло шарит по моему телу.

Отчего меня тут же накрывает паникой. Смерть ледяной ладонью проводит вдоль моего позвоночника, заставляя вздрогнуть.

Боже, пусть моя смерть будет быстрой. Потому что я понимаю, живой из этого дома мне не уйти.

— Отдай ее мне, Эд, — растягивая слова, говорит парень.

— На хер иди, — огрызается Эдик, присаживаясь