— Думаете, Гелиос в одной гонке ставит на нескольких жеребят разом? Совсем не в его стиле.

— Утечка информации? — предположил я.

— На данной стадии это уже не утечка, а целое кровоизлияние, — мрачно уточнил братец.

Мой бывший стажер, назидательно подняв перст, заявил:

— По существу, надо бы потребовать от Гелиоса, чтобы он нам кое-что разъяснил насчет этого португальца.

— Да уж, ему бы не мешало это сделать, — безрадостно подтвердил я.

— Подожди паниковать, Морган. Вспомни: мы вне досягаемости с тех пор, как выехали из Александрии. Связи нет. Не станет же он жечь костры, чтобы послать нам дымовой сигнал! — Тут он изобразил в воздухе нечто, более всего напоминающее женскую фигуру весьма щедрых форм. — Но я уж не премину спросить у него, чего ради здесь нарисовалась эта птичка!

— Все это дурно пахнет, — заключил Этти, повесив голову. — Совсем плохо.

В этот момент как раз и вернулся Гиацинт.

— У Гелиоса в настоящий момент нет новых сведений, ему нечего нам сообщить… Как удается проделывать такое? — вскричал он, обнаружив на полу моего перекрученного братца.

— Мы говорили о Да Альмейде, — упорствовал я. — Вы так-таки ничего не выяснили насчет этого типа? Он же наверняка был в курсе наших планов! Едва мы приплыли на Хиос, как он уже оказался у нас на хвосте!

— Этот вопрос в стадии выяснения, — начал он и, догадавшись, что я намерен спорить, закричал, не дав мне и рта открыть: — Мы не волшебники, Морган! У нас нет магического кристалла! — Потом, также внезапно успокоившись, безмятежно сообщил: — Кушать подано. Нас ждут в трапезной. Ганс, тебе нужно переодеться.

Парень старательно разгладил свои бермуды — шорты до колен, коим вообще-то полагалось быть узкими, тогда как у него они с легкостью вместили бы четверых таких, как он, — и гневно вопросил:

— Это еще почему?

Гиацинт поддел пальцем подтяжку злополучных шортов:

— Скромная респектабельность — закон здешних мест. Если ты этого еще не заметил, впредь учти.

На том мы с братцем и отправились к себе в комнату.

— Как прикажешь понимать твою замысловатую мину? — спросил я, и впрямь озадаченный странным выражением, мелькнувшим на его лице.

Этти тяжело вздохнул:

— Гиацинт лжет.

На следующее утро, проглотив завтрак, столь же безвкусный, сколь неудобоваримый, мы снова принялись блуждать по оазису. Толпа стала еще многолюднее, чем накануне, поскольку, как нам сообщили по пути от одного переполненного кафе к другому, еще до полудня ожидалась какая-то свадебная церемония.

Накануне я провел ночь почти без сна, так как был принужден стащить с кровати тощий матрас, который был мне короток, и устроиться на полу, после чего встал разбитый, с ломотой во всём теле. Гиацинт выглядел не лучше, но у него, безусловно, имелись на то другие причины. Бледный, с синими кругами у глаз, он украдкой озирался — сторожко, как солдат, проникший в ряды вражеского воинства. Я уже достаточно хорошо его знал, чтобы угадать эту напряженность, как он ни пытался ее скрыть. Что до Ганса, он, исполненный беззаботной самонадеянности, присущей его возрасту, слонялся, зевая по сторонам, ни в малейшей мере не осознавая той едва уловимой перемены, что произошла с тех пор, как наш ангел-хранитель в последний раз выходил на связь со своим Всевышним.

— Что рекомендует ваш путеводитель? — наконец подал я голос.

Гиацинт вынул из брючного кармана маленький блокнот.

— В этой крепости есть только одно местечко, где мы можем надеяться что-нибудь найти, — это музей античности. Если же нет, придется предпринять осмотр башни здешнего монастыря.

— Монастырь не так велик, — заметил Ганс. — Мы в два счета его обшарим.

— Ганс, — мне захотелось умерить его прыть, — здесь, в Вади-эль-Натруне, еще добрый десяток других монастырей, и расстояние между ними иногда достигает полусотни километров. Причем, заметь, по пустыне.

Парень обратил умоляющий взгляд на Гиацинта:

— Так мы идем в этот музей? Да или нет? Если да, так уж давайте двинемся наконец!

По существу, речь шла о скромном трехэтажном строении, оборудованном под музей. Посреди четырехугольного двора, между двумя крыльями здания, исполняя роль скульптуры, торчала старинная реставрированная двуручная тележка. Наперекор своей неподдельности и символичности сия достопочтенная утварь почему-то совсем не привлекала внимания туристов.

Скопившись у входа во двор, куда никого не пропускали, толпа посетителей пялилась на вооруженных до зубов людей в униформе, которые худо-бедно пытались сдерживать напор любопытных.

— Это что еще за холера? — завопил Ганс, проталкиваясь сквозь толпу к военным, образовавшим зону безопасности вокруг двуручной тележки.

— Назад! — рявкнул один из них. — Музей закрыт до новых распоряжений.

— А что случилось? — поинтересовался я.

— Этой ночью кто-то расколотил витрину.

Меня пробрал озноб. Я осторожно покосился на Гиацинта.

— Что-нибудь украли? — осведомился он, затаив дыхание.

— Похоже на то.

— А что именно пропало? — не отставал наш «телохранитель».

Вояке не понравился бесцеремонный тон Гиацинта. Казалось, он с трудом сохранял хладнокровие. Не будь наш друг человеком с Запада, можно было бы не сомневаться, что антипатия стража найдет свое выражение в весьма ощутимом пинке. Но коль скоро нельзя пренебрегать теми, от кого исходит основная прибыль страны, ему пришлось проглотить свое раздражение.

— Не знаю, месье, — ответил он вежливо, но было заметно, как его тошнит от учтивости.

Мы попятились, выбрались на свободное место, подальше от этой толчеи.

— Вот невезуха! В этой дыре на пятачке такое небось случается раз в тысячу лет, и надо же, чтобы именно на нашу голову!

Гиацинт разнервничался не на шутку, теперь это было заметно невооруженным глазом.

— Нас опередили, верно? — тихонько обронил Этти.

— Не исключено, должен признать. Мне нужно позвонить Гелиосу. Встретимся в монастыре.

Изрядно приуныв, мы поплелись обратно, но едва успели подойти к монастырскому порогу, как мне навстречу с учтивым поклоном устремился монах:

— Профессор Лафет? Морган Лафет?

— Да.

— Письмо для вас, профессор. Доставили в приемную. Только что.

Он протянул мне сложенный листок, который я тотчас развернул. Просто имя и номер телефона, ничего больше. Я поблагодарил монаха и сунул листок в карман шортов.

— От кого? — встревожился Ганс. — Гелиос?

Покачав головой, я солгал: