Интересно: с какой стороны он последует?

* * *

Через три дня император со свитою отъехал в Ораниенбаум; когда он подсаживал в карету многопудовую Лизыньку, фельдмаршал Миних дальновидно напомнил:

– Вы, государь мой, покидая столицу, должны брать с собою не метрессу, а наследника престола – Павла.

– С сыном остается моя мегера.

– Вот именно, что она-то и остается. Императрица остается, престолонаследник остается, а вы берете в дорогу свою телку, арапа, винный погреб да еще меня, старого каторжанина…

С отбытием императора Петербург заметно опустел. Григорий Орлов находился под надзором Степана Перфильева, а связь с гвардией Екатерина поддерживала через Алехана. В эти дни он доложил, что казну Артиллерийского ведомства Гришка (по чину цалмейстера) уже разворовал. Екатерина от души засмеялась:

– А что генерал-фельдцейхмейстер Вильбоа?

– Он догадывается, куда пошли эти денежки.

– Но молчит, и я благодарна ему за молчание…

17 июня в понедельник она отправилась в Петергоф, сразу за Калинкиным мостом ей встретилась карета гетмана Кириллы Разумовского (их секретные конфиденции были скрываемы даже от Орловых).

– Желаю вам успеха, – сказал гетман. – Я уже велел отнести в подвал Академии печатный станок… Манифест о вашем восшествии на престол будет опубликован сразу же, без промедления.

– Вы меня еще любите, граф? – спросила Екатерина.

Разумовский промолчал. Она вздохнула.

– Благодарю за то, что вы меня любили. – Женщина с силой захлопнула дверь кареты, крикнув кучеру: – Вперед, черт побери!

Из окон Монплезира виднелось тихое море. Надсадно кричали чайки. Солнечный свет легко дробился в зелени лип, посаженных еще Петром I. На пристани со скрипом раскачивались старинные медные фонари. Екатерина задумчиво бродила по комнатам безлюдного павильона. От нечего делать прочитала инструкцию Петра I для ночующих в Монплезире: «Не разуфся с сапогами на постелю не ложица» – это ее развеселило. Потом она пригнала лодку к самому павильону, оставив весла наготове – в уключинах.

– Зачем вам это? – спросила ее Шаргородская.

– Мало ли что… лодка не помешает.

Было очень жарко, ночью она спала с открытыми окнами.

Через день император потребовал от жены, чтобы прибыла в Ораниенбаум, где в Китайском дворце была разыграна пастораль. Петр сам пиликал в оркестре на скрипке, Елизавета Воронцова, следя за танцами Сантини и Маркур, искоса бросала на императрицу настороженные взоры (Екатерина не знала, что вчера муж получил два доноса, взаимно исключающие один другой: некий Будберг докладывал, что Орловы уже готовы для свержения императора, а Степан Перфильев докладывал, что у Орловых нет дня без игры и выпивки, никаким заговором и не пахнет, потому что все пьяные – и он сам пьян!). Екатерина ужинать в Ораниенбауме не осталась. Петр со скрипкою в руках вышел ее проводить. Накрапывал мелкий дождик, любимый арап Нарцис тащил за императором бутылки с пивом.

– Я вас больше не держу, – сказал Петр жене. – Но напоминаю, что в четверг двадцать восьмого июня мы встретимся…

Наступил день Петра и Павла – день именин самого императора и его сына-наследника. Екатерина жестом подозвала карету.

– Мне снова приехать в Ораниенбаум? – спросила.

– Нет, я сам заеду за вами в Петергоф и буду надеяться, что мне и моей свите вы устроите отличный веселый ужин.

– Хорошо. Ужин я вам устрою…

Карету подали. Нарцис открыл бутылку с пивом. Император поднял ее в одной руке, а в другой – скрипку:

– Спокойной ночи, сударыня.

– И вам, мой дражайший супруг…

Больше они никогда не увидятся! (Перед смертью она писала старому Алехану: «Разве можно забыть 24, 26 и 28 июня?» Непроницаемая тайна окутала две первые даты. Нам не дано знать, как провела эти дни Екатерина…)

* * *

Но зато 27 июня случилось то непредвиденное, что ускорило события 28 июня… В полку Преображенском, где служил капитан Пассек, один капрал подошел к поручику Измайлову:

– А что, скоро ли учнем императора свергать?

Измайлов поспешил с доносом, и дело пошло по инстанции – выше и выше, пока не добрались до Пассека, который больше всех орал, что «петрушке» он башку кирпичом проломит. Вечером прибыл курьер из Ораниенбаума с резолюцией императора: Пассека арестовать! Пассека арестовали, но караульные замок тут же сбили.

– Беги, мил человек, мы за тебя, – сказали солдаты.

Пассек, человек мужественный, рассудил здраво: если убежит из-под ареста, начнут копать дело далее и наверняка доищутся до верхушки заговора. Значит, сиди и не чирикай.

– Закрой меня, робятки, – велел он солдатам…

Гришка Орлов прибежал к Панину.

– Пассек арестован, – сообщил он.

– Ну и что ж? – зевнул Никита Иванович.

– Как что? Вот станут ему ногти в дикастерии нашей клещами вытягивать, так он и распоется про дела наши…

Панин нашел верное дипломатическое решение:

– Пойду-ка я посплю… – И ушел.

Григорий Орлов наскоро переговорил с братьями:

– Поспешим, пока всех нас за шулята не перехватали…

– Баста! – сказал Алехан, заряжая пистолеты. – Все сделаю сам. А ты, Гришка, дома сиди, благо Степан на тебя налип.

Он имел в виду Перфильева. Гришка предложил:

– Может, мне сразу зашибить его, как муху?

– Успеется, – отвечал Алехан. – Сейчас иди к нему, вина ставь бочку, карты клади – играй и проигрывай… на деньги плевать! Завтра или на плаху ляжем, или вся Россия нашею станет…

Был уже конец дня. Григорий Орлов явился под надзор Перфильева, с треском распечатал колоду карт.

Он знал, что ему играть до утра. В это же время Федор Орлов прискакал в Аничков дворец, сунулся в приватные апартаменты гетмана Кириллы Разумовского.

– Вы один? – спросил гетман.

– Но за мною – вся гвардия!

– Кто вам поручил навещать меня?

– Мой брат Алексей. Он сейчас поскачет в Петергоф, а вы, как полковник измайловцев, сможете ли свой полк?..

Гетман поднятой рукой придержал его речь:

– Пошел вон… болтун!

Изгнав Федора Орлова, он призвал адъютанта Тауберта.

– Иван Иваныч, – сказал он ему, – сейчас вы спуститесь в подвалы Академии, где приготовлен печатный станок и сидит наборщик. Сразу же, как в ваши руки попадет манифест о восшествии на престол императрицы Екатерины Второй, вы…

– Нет, нет, нет! – в ужасе закричал Тауберт. – Ради бога, сиятельный граф, избавьте меня от этого… Я знаю, чем в России кончаются такие дела. Умоляю – не губите меня.