Степан стоит сзади, обняв горячими ладонями мои плечи, и губы его легонько касаются волос на моем затылке. Я сглатываю ком, прочищая горло, быстро-быстро моргаю, стряхивая накатившие слезы, и надеюсь, что он не заметит моего расстроенного состояния.

— Стас, — с легкой хрипотцой произношу это имя, больно царапающее мою душу.

Ладони на моих плечах еле уловимо сжимаются, а дыхание рваным потоком обжигает макушку, вызывая толпу мурашек вдоль позвоночника и страх, что Степан все не так поймет.

— Что хотел?

— Предположил, что я за ним слежу и хочу вернуть его обратно.

— А ты хочешь? — все так же подчеркнуто строго задает он пугающие меня вопросы, стоя за спиной и не делая попытки обойти стол и присесть.

На глазах вновь проступают слезы, и нервная дрожь мешает рационально мыслить. Молча качаю головой, отрицая его предположение и шмыгая потекшим носом.

— А где, черт возьми, твоя охрана?! — Чувствую затылком, как он скидывает с себя напряжение и тут же срывается в недовольном возгласе в сторону парня, что приставлен ко мне. — Какого хрена он подпустил к тебе этого уро… — Степан сбивается, отпускает мои руки, отходя в сторону, а мне моментально становится холодно и одиноко.

Оглядываюсь назад, пытаясь поймать выражение его лица, но он успевает повернуться ко мне спиной, и я вижу лишь его мощную спину. Широкие плечи словно загораживают меня от всего мира.

Смахиваю сорвавшиеся с ресниц слезинки, быстро утирая их бумажной салфеткой, и хватаюсь за стакан с недопитым молочным коктейлем. Делаю жадный глоток, игнорируя трубочку, пью прямо через край. Горло саднит от кома непонятных чувств, вызванных во мне нахлынувшими воспоминаниями вчерашнего вечера, ночи и вообще всего, что дарит мне Степан.

Он другой. С ним все по-другому. Я боюсь утонуть во всех этих чувствах, которые испытываю рядом с ним. Их ядреная смесь просто сшибает с ног, даря поистине неповторимые ощущения и жажду жить, творить, любить… Его любить!

Задыхаюсь от осознания этого, и дрожь пробегает по телу, а легкая паника окрашивает щеки румянцем. В ушах какой-то гул, и голова слегка кружится. Словно сквозь толстый слой тяжелого ватного одеяла, до меня доносятся слова склонившегося надо мной Степана.

— Эй, Кроха! — жуткое волнение и легкий испуг в его взгляде. — Ты чего?

— Все хорошо, — спешу успокоить его. — Я просто немного испугалась. — Язык плохо слушается, и слова я произношу очень медленно. — Я … — запинаюсь, ведь я же не могу ему сказать, что чертовски боюсь будущего.

Будущего без него я уже не представляю, и это пугает меня еще больше. Мы же знакомы всего ничего. Я беременна, возможно, его внучкой, и может так случиться, что, разобравшись со всеми загадками моего появления на его пороге, он…

Отчаянно качаю головой, пытаясь прогнать тревожные мысли. Но слезы все же бегут по щекам неудержимыми ручейками.

— Убью! — цедит сквозь сжатые зубы Степан.

В недоумении вскидываю голову и смотрю на него широко распахнутыми глазами. Он зол, безумно зол, желваки на его скулах перекатываются, а кулаки сулят стремление крушить.

— Кроха, ты не пугай меня, — хрипит он. — Я не железный и мысли читать не могу. Что случилось?

— Он, правда, ничего мне не сделал, а водителя я сама попросила не ходить за мной в кафе: ну что тут может со мной случиться? — Я тараторю, пытаюсь подняться, но тут же хватаюсь за низ живота и вскрикиваю: — Ой!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

*Агния*

Я даже не успеваю сообразить, что произошло, а Степан уже подхватывает меня на руки, чертыхается и спешит на выход.

— Сумка! — кричу я.

В сторону летит строгий указ захватить мою поклажу, а его шаг лишь ускоряется.

— Поставь меня на землю. — Мне становится немного стыдно, неудобно.

— Сейчас, — спокойно произносит он, словно и не несется с космической скоростью и с утяжелением в виде моей нелегкой тушки, — до машины дойдем, и я тебя поставлю.

— Я до нее и сама могу дойти. — Улыбка самопроизвольно растягивает уголки моих губ. — А если ты хотел уйти из кафе, так и надо было сказать, а не хватать меня и тащить в пещеру, как…

Договорить не успеваю. Степан бросает на меня грозный взгляд, сулящий мне допрос с пристрастием, а после еще и строгий выговор. И вновь сумасшедшие мурашки бороздят мое тело и дыхание сбивается. Малышка продолжает активничать, пиная меня уже под ребра.

— Сте-е-е-е-п, — тихо зову его, осознав, что впервые называю его по имени, просто по имени, — у меня ничего не болит.

— Ага, — кивает он и опускает, наконец-то меня на землю, — сейчас в клинику съездим и проверим.

Смотрю на него, такого большого, сильного и… растерянного? Да, растерянного и еще взволнованного. По телу растекается сладкая патока умиления.

— Со мной все в порядке, — вкрадчиво произношу я.

Улыбаясь, беру Степана за руку и кладу его большую горячую ладонь на свой живот, как раз на то самое место, куда «стучится» малышка. Внимательно слежу за всеми метаморфозами, происходящими на суровом лице Степана. Ловлю удовольствие от того, как маленький толчок детской пяточки способен ввести бесстрашного мужчину в немой ступор. В его глазах море неподдельных эмоций — от удивления до восторга, от испуга до восхищения. Он словно прикоснулся к чему-то сказочному, неизведанному и необъяснимому.

— Она просто пнула меня в мочевой пузырь, — ответила я на его немой вопрос, — а это не очень приятно, особенно когда тот переполнен.

— Это, правда, не больно? — недоверчиво спрашивает он, отнимая ладонь и смотря на нее, как на предмет из далекой Галактики.

— Нет, — качаю головой, — и в клинику я не хочу. Сейчас не хочу. Я хочу есть, и домой, — лукаво улыбаюсь и ласково добавляю: — К Кошику.

Степан хмыкает, пряча за этим жестом неловкость. Распахивает переднюю пассажирскую дверь своего автомобиля. Аккуратно придерживая меня, помогает разместиться на сиденье и застегнуть ремень безопасности.

— Сейчас, я только сделаю пару звонков, и мы поедем. — Он закрывает дверь и, отойдя от нее на пару шагов, погружается в телефонный разговор.