— Шустряк! Не тронь чужое!

Парень мгновенно покраснел и неловко съежился. Глеб сурово свел брови и неожиданно хохотнул, его тело всколыхнулось. Он поморщился от боли в плече и выговорил:

— А ты спуску не даешь!

— А что ж он хватает не свое? Много хочет! Они у вас все такие или один с мозгами набекрень? — Девушка передернулась.

— И по какому же телевизору ты меня видела? — усмехнулся и посмотрел с любопытством Глеб.

— Ну вот, — не растерялась она, проникая взглядом в его глаза и продолжая изворачиваться, — показывали, какие дома построили. Красивые. Вам еще губернатор пожимал руку.

— Сам губернатор? Вот так просто пожимал руку? — Корозов насмешливо прищурился. — Мне?

— Сам. Вам, — перла она напролом. — А вы ему, конечно.

Охранник, получивший затрещину, пришел в себя и, пытаясь реабилитироваться, бросил девушке:

— Ты, кукла, проснись! Кому ты лепишь свое лепилово? Сны рассказываешь? Брысь! Видишь, мешаешь человеку пройти?

— Хочешь еще огрести? — огрызаясь, вспыхнула краля, поворачиваясь к нему. — Сейчас влеплю по другой щеке!

— Я тебе влеплю так, что винтом пойдешь, матрешка разукрашенная! — вытаращил глаза охранник. — Руки тут еще распускать будет.

Лицо Глеба посуровело. Охранники задергались. Она видела, что ее карта бита, ее раскусили и сейчас комедия может перерасти в трагедию. Этого ей еще не хватало. Поэтому быстро постаралась опередить события. Выхватила у охранника свой пакет с фруктами и выпалила:

— У меня здесь дядя лежит, я к нему пришла. Вот фруктов принесла, — помотала пакетом перед глазами охранников, — чего таращитесь? Плохо видите? Своими грязными граблями уже поковырялись.

Охранники смотрели на девушку настороженно, в воздухе повисло напряжение. Корозов неожиданно для нее, ничего не говоря, резко толкнул здоровой рукой дверь палаты, широко раскрывая ее, отступил внутрь и громко захлопнул. Краля успела увидеть, что палата была маленькая, одноместная. Охранники тут же окружили ее, подхватили под руки и насильно усадили на стул у стены. Она попыталась возмутиться, но рот ей прочно зажала большая крепкая рука, а над ухом прозвучал грубый голос:

— Покажи-ка нам сначала своего дядю, размалеванная, для которого приперла пакет с фруктами!

Такой поворот событий был для нее как удар по печени и почти обезоруживал. Парни сильными руками держали ее за плечи, вдавливая в сиденье жесткого стула. Что она могла ответить, какого дядю показать? Мозг поплыл, почудилось, что в ушах зазвенели колокола. Ни показать дядю, ни сделать ноги. Вот это поворот. Называется, приехали. Тут даже беспроигрышный женский метод — заболтать противника — уже не имел смысла. Эти два волкодава по ее бокам настроены были зверски. Ух, как бы она сама сейчас вцепилась им в глотки! Она дернулась, пакет вывалился из рук под ноги, и фрукты покатились по полу. Но железная хватка охранников не ослабла, рука парня сдавила ее рот еще сильнее.

И в эти секунды сознание крали выстрелило. Как вспышка. Она повела глазами в сторону тридцатой палаты, о какой говорили медсестры. Разум заработал мгновенно. Вот она, спасительная соломина. Девушка вцепилась ногтями в руку охранника, пытаясь оторвать ее от своего лица. Замычала, зажатая как клещами. Парень убрал ладонь от ее рта, она несколько раз глубоко вдохнула и выпалила:

— Иди, посмотри в тридцатой палате, только он был без сознания!

Краля рисковала, но это была пока что единственная возможность выпутаться из истории.

Охранник отступил на шаг, помедлил и, ничего не говоря, шагнул в сторону указанной палаты. Подошел, прислушался, вопросительно оглянулся на кралю, та кивнула, он вошел внутрь.

Время пошло. Пока он был внутри, девушку то пробивал пот, то с ног до головы обдавало холодом. Секунды растягивались в минуты. Вот бы сейчас подхватиться и в одно мгновение смыться отсюда. Ан нет. Ее цепко удерживал охранник, которому она влепила пощечину. Этот за унижение готов разорвать ее. Впился как клещ. Не вырваться. Сопит ей в затылок и давит, давит. А тут еще второй из тридцатой палаты не выходит. Что он там торчит? Что высматривает, если больной без сознания? Ее как будто жаром обжигало.

Наконец дверь тридцатой отворилась, и охранник выдвинулся в коридор. Закрутил головой и вдруг крикнул:

— Медсестра! У вас труп в тридцатой палате! Дядя умер!

Медсестра вскочила из-за своего стола посреди длинного коридора, бросив авторучку, и бегом припустила по коридору к указанной палате. Больные, толкавшиеся в коридоре, как-то сразу все съежились, умолкли, а потом зашушукали между собой, интересуясь, кто там лежал.

Охранник подступил к девушке:

— Готов твой дядя, куколка, нет больше у тебя дяди!

Краля изо всех сил рванулась из рук его напарника, выкрикнула:

— Ты чего городишь!

Изобразила на лице крайнее возмущение и испуг одновременно.

— Да пусти ты, колода неповоротливая! Убери свои лапы. Я посмотрю сама!

Почувствовала, как руки парня на ее плечах стали ослабевать и давать ей свободу. Девушка резво вскочила на ноги, порываясь бежать. Но охранник, вернувшийся из тридцатой палаты, настойчиво удержал:

— Стоп, стоп, кудлатая! Ты куда торопишься? Мы еще не закончили с тобой! Объясни-ка мне, почему твой дядя китаец? И сколько лет, ты говорила, твоему дяде? — Он толкнул ее на сиденье стула и снова насильно усадил.

— Я тебе ничего не говорила! — отрезала девушка, почувствовав подвох в этих вопросах.

В тридцатую палату забежала медсестра, потом быстро выскочила, объявила настороженно ожидавшим больным в коридоре:

— Да живой он! Что ты панику пускаешь?

— Может быть, кто-то и живой, но дядя умер, — равнодушно пожал плечами охранник и посмотрел девушке в глаза: — Хватит ваньку валять, вертунья! Врешь ты все, коза! Мозги паришь! Назови-ка имя своего дяди! Молчишь? Забыла, что ли? А фамилию помнишь? Опять молчишь? Тоже забыла, шалава? Кто тебя сюда послал, сучка?

Он бесцеремонно, не обращая внимания на сопротивление, обшарил руками все ее тело:

— Без ствола приперлась? Напрасно молчишь, размалеванная, чем быстрее скажешь, тем быстрее облегчишь душу. Не бери лишний грех на душу, козочка, у тебя и так грехов, наверно, выше крыши!

Придавил ее к стулу, глянул на своего напарника:

— Держи лучше, раззява, меньше слушай таких вертушек! Эти подстилки лапшу на уши вешают за милое дело!

Постучал в дверь палаты, услышал голос Корозова, вошел:

— Проверить ее надо, врет она напропалую, языком метет, как веником, никакого дяди у нее здесь нет! Ходил я в тридцатую палату, там мужик лежит без сознания, а около него жена квохчет. Говорю ей, что племянница его пришла, а она отвечает, что нет у него никакой племянницы и никогда не было! Чую я, не просто так эта швабра здесь появилась и возле палаты завертелась. Кто-то ее прислал понюхать, что и как. Надо потрясти шалаву, наверняка что-нибудь вытряхнем.