— И я люблю тебя, — сказала она.

— Что?

Любит? Любит. О да, Бог физики, Великая матерь, та, что в море Дирака, она его любит.

— Что слышал.

— Без дураков?

И с этого момента их отношения можно было охарактеризовать как восхождение по «Данте». Этажом выше «Обжорства» обнаружился маленький, уютный, неприлично дорогущий ресторанчик с соответствующим названием «Каждому — свое», где подавали неоправданно дорогие спагетти, после чего посетителей ждали столики для игры в Блэк Джек. Еще выше располагались шикарные гостиничные номера (автоматы с шампанским, по желанию наполняющие ванны). К началу июля они стали в них завсегдатаями, завершая каждую неделю очередным успешным опытом в постели. Чем ее взял Бикс? Настоящая загадка природы, ничуть не менее таинственная, чем выведение бородавок под гипнозом. В постели он был первобытным примитивом, наукой не интересовался вообще, а на пляже выхлюпывал на себя целый флакон масла для загара на раз.

Но он сделал ее счастливой. Возможно, здесь сыграла свою роль теория относительности, и Бикс собственной массой притянул пролетавшее через его гравитационное поле тело. Но более вероятно, что его очарование для нее зиждилось на том, что он тоже безоговорочно принимал Джули такой, какая она есть. Говард закончил тем, что требовал от Джули принять его систему мировоззрения, а Роджер вообще начал ей поклоняться, как божеству. По отношению к Биксу нельзя было представить ни того ни другого. Рядом с ним она чувствовала себя в безопасности. С каждым днем его смуглость становилась все сексуальнее, талия все меньше в обхвате, а пессимизм — все мужественнее.

Все выше и выше. Верхний этаж «У Данте» был отведен под комплекс роскошных саун, бассейнов и спортивных залов, обслуживающих несколько пентхаузов, предназначенных для крупных шишек и толстосумов. Джули с Биксом несколько месяцев экономили, пока не смогли наконец позволить себе выходные в этом царстве роскоши. Вот там Бикс и объявил последние цифры читательского спроса.

— Мне сегодня утром сообщили, — сказал он, целуя Джули французским поцелуем, — в мае спрос упал до прежних показателей.

От неожиданности Джули прикусила его язык.

— И?..

— А в июне еще на 2,1 процента, — признался Бикс, — и, если честно, Тони поговаривает, что пора прикрывать твою колонку.

Упал на 2,1. Сердце у Джули упало гораздо ниже. Прикрыть ее колонку… Это все равно что перекрыть ей доступ кислорода.

— Ты можешь его как-нибудь уболтать?

— Если ко Дню труда мы не наберем новых пятьдесят тысяч читателей, то не знаю.

— Пятьдесят тысяч? Но как же это возможно?

— А как иначе возможно, чтобы Тони пошел на мировую?

— Пятьдесят тысяч?

— Угу.

— Сражайся за меня, солнышко.

— Сражаться? Чем? Оснащение слабовато.

— Просто сражайся. Мне нужна эта колонка, Бикс, борись.

Джули вовсе не смущало, что маяк стал бесконечным парадом подруг Фебы и Джорджины — как сапфических, так и платонических. Маяк превратился в своего рода клуб с девизом «Добро пожаловать в “Око Ангела”». Мужчинам вход строго воспрещен». У чисто женского общества есть свои достоинства. В любой момент можно без труда раздобыть тампон. Номера «Мисс» и тюбики крема для рук появлялись словно по мановению волшебной палочки. Матчи и чемпионаты начинались и заканчивались, а в «Оке Ангела» даже не интересовались, какому виду спорта они посвящались.

Наиболее частым гостем здесь была любовница Фебы Мелани Марксон, ни разу не публиковавшаяся детская писательница, единственная из всех знакомых Джули женщин, к которой подходил эпитет «представительная». Феба и Мелани, Лорел и Харди[11]из Атлантик-Сити, слонялись по казино, как ветераны парных лесбийских заездов.

— Джули, мне недавно попалась книга твоего отца, — сказала Мелани на следующее утро после того, как Бикс сообщил обескураживающие факты падения спроса на «Луну». — Эта его «Герменевтика повседневности». Потрясающая вещь. Я теперь совсем иначе смотрю на фотоснимки.

Недавно Джули прочла одну из рукописей Мелани. Это была притча о щенке, который совершил оправданное отцеубийство. Рукопись произвела на Джули глубокое впечатление, хотя ей было понятно, почему ее нельзя печатать.

— Жаль, что папа не слышит этого.

— Печально, что он так и не закончил книгу. Она могла бы стать настоящей сенсацией.

— Он редко доводил начатое до конца. Может, ты заметила, что в половине комнат дома нет дверей.

— Ты никогда не рассказывала о своей матери, — заметила Мелани.

— Ты тоже.

— Моя мама умерла вскоре после того, как я появилась на свет.

— А моя. — отозвалась Джули, — умерла вскоре после того, как я была зачата.

— Это как?

— Длинная история, Мелани, как-нибудь в другой раз. И вот однажды Мелани достался джекпот: она продала цикл из пяти детских книжек под тридцатитысячный аванс и еще один, вдвое больший, получила от «Дисней Эмпайр» за эксклюзивное право инсценировки. Это знаменательное событие Мелани отпраздновала, купив себе компьютер новейшей модели, а обожаемой Фебе — переносную видеокамеру. Правда, как скоро выяснилось, это был не самый лучший выбор. Даже ребенок, не расстающийся с игрушечным барабаном, раздражал бы окружающих меньше, чем Феба, носившаяся по дому, словно папарацци в поисках грязных сплетен для «Кэйбл ньюс нетворк».

— Выруби эту штуковину!

Но камера Фебы неизменно жужжала, таращась на обитателей маяка настырным объективом.

— Ты что, Кац, когда-нибудь эта пленка будет нарасхват, как Кумранские рукописи, — «Кассеты со дна Мертвого моря»!

— Оставь меня в покое! — Джули тщетно пыталась вытолкать Фебу из кухни.

— Расслабься, мне нужна практика. — Феба, прищурившись, смотрела в глазок видоискателя. — Ты решила, что я собралась всю оставшуюся жизнь торговать солеными ирисками и подушками-вякалками? Ни фига. Я скоро начну свое дело. У меня такая идея — отпад: непорнографические фильмы для взрослых! Правда жизни, любовь, как она есть, секс в натуре! Успех обеспечен.

— Не очень-то на это надейся. — Джули сложила две половинки сандвича с тунцом.

— Знаешь, в чем твоя проблема, Киса? Ты не веришь в людей. — Феба выдвинула объектив. — Але, встречайте — та-да-дам, — наше местное божество вкушает тунца с ржаным хлебом! — Камера приблизилась, снимая крупным планом, как Джули пьет молоко. — Молоко, как это символично! Еще один глоток, и вот — не может быть! Да, она действительно кладет стакан в мойку, не оставляет на столе, чтобы за ней прибрала ее подруга Феба. Друзья, сегодня мы стали свидетелями настоящего чуда. А завтра она уже будет кормить голодных и одевать нагих, и пусть дьявол рвет на себе волосы.