Я смотрел по телевизору, как ожили три двигателя «Колумбии» и облако пара пошло волной через отражатель пламени. Когда заработали ускорители SRB и «Колумбия» оторвалась от Земли, я едва не обмочился. Мы выпрыгнули из кресел с радостным криком, и то же самое происходило у телевизоров в Космическом центре имени Джонсона и в Центре космических полетов имени Маршалла, в цехах бесчисленных аэрокосмических предприятий и в миллионах гостиных по всей стране. Телеоператор показал мужчину в Космическом центре имени Кеннеди, который подпрыгивал и выбрасывал свой кулак в небо, словно игрок Малой лиги, торжествующий после хоум-рана. В другом эпизоде мы увидели мужчину на крыше автофургона, изо всех сил размахивающего американским флагом на фоне дымового следа «Колумбии», загибающегося к востоку. Третья камера показала, как женщина смахивает с глаз слезы. Всюду в объективы попадали люди в состоянии крайнего возбуждения. Это были Вудсток, автогонка NASCAR и явление Девы Марии, соединенные в одно феерическое, захватывающее дух Событие.

Дальше – больше. Вспышка огня и дыма на 132-й секунде полета сигнализировала об отделении ускорителей. Еще один результат компьютерного моделирования с успехом прошел «на натуре». «Колумбия» быстро уменьшилась в размере до бело-голубой звездочки и затем полностью скрылась из глаз. Нам, однако, не надо было ее видеть, чтобы знать, что происходит. Мы узнавали об этом со слов оператора ЦУП, отмечавшего граничные этапы полета: невозможность возврата, трансатлантическая посадка на двух двигателях, то же на одном двигателе, выходим на орбиту[85]. Для большей части Америки это была полная абракадабра, но для астронавтов – сладкая песня штатного полета. Когда Янг произнес команду отсечки маршевых двигателей, мы все возликовали снова. «Колумбия» предоставила своему экипажу отличную дорогу на орбиту. Я знал, что наша радость преждевременна. Еще много чего может пойти неправильно, прежде чем «Колумбия» вернется на Землю. Но, как апостол Фома, я увидел это своими глазами и уверовал. Если боги «Аполлона» смогли доставить ее на орбиту, опираясь лишь на свои компьютерные модели, они наверняка смогут благополучно вернуть ее домой на крыльях компьютерных моделей.

Во время обратного перелета в Хьюстон я не мог согнать улыбку с лица. От нее болела голова, но мне было все равно. Прошло без малого три года с тех пор, как я стал частью NASA, и в первый раз я почувствовал, что у меня все-таки есть шанс стать астронавтом не только по должности. До того момента, когда я услышал команду Янга об отсечке маршевых двигателей, я все-таки не верил, что это случится. Я был убежден, что «Колумбия» закончит свой путь на дне Атлантического океана и я никогда не окажусь ближе к космосу, чем на T-38. И я был не единственным, кто сомневался. Позднее я услышал, что Пинки Нельсон, услышав тот же призыв, выпрыгнул из кресла и прокричал: «Теперь я могу строить бассейн!» Пинки тоже был еретиком. Он не имел твердой веры в богов «Аполлона» и поэтому отложил решение о строительстве бассейна возле дома до того момента, пока не убедится в надежности своей работы. За восемь с половиной минут, которые потребовались «Колумбии» для выхода на орбиту, его мечта о космическом полете, как и наша общая мечта, совершили огромный прыжок к реальности. Моя мечта отныне перестала быть миражом, за которым я гнался в течение 25 лет. Боги «Аполлона» сделали машину, которая могла превратить мой значок астронавта в золото.

19 апреля 1982 года по существу положило конец нашему братству. В этот день Джордж Эбби собрал нас, чтобы объявить: «Мы сделали некоторые назначения в экипажи». Подобно тому как голливудские звезды реагируют на фразу «Прошу передать мне конверт, пожалуйста», мы затаили дыхание при этих словах Эбби. Четыре года, сотни счастливых часов в таверне «Аутпост», тысячи полетов на T-38, бесчисленные ужины – все это время мы задавали друг другу, себе, нашим женам, Богу вопрос: «Когда же нас назначат на полет?» В комнате воцарилась космическая тишина, и Эбби зачитал имена: «Экипаж STS 7: Криппен, Хаук, Фабиан и Райд. STS-8: Трули, Бранденстайн, Блуфорд и Гарднер. STS-9: Янг, Шоу, Гэрриотт, Паркер и два специалиста по полезному грузу. Надеюсь, вскоре мы назначим еще людей». Этим все и закончилось. Эбби покинул зал{14}.

Вот так! После слов Эбби братство TFNG испарилось. Не помню, чтобы отныне группа собиралась в полном составе. Пока мы вместе болтались в болоте неопределенности, пока нас объединяло общее недоверие к начальству, пить вместе пиво в «Аутпосте» было легко. Теперь мы раскололись на выигравших и проигравших. Теперь появилась иерархия: некоторые из нас оказались лучше остальных. Я изо всех сил пытался быть рациональным: кто-то должен был стать первым, а все не могли. Однако я не мог принять эту логику, и сомневаюсь, что кто-нибудь еще с ней согласился. Мы были слишком заряжены на соперничество. Это был синдром «Парней что надо!», описанный Томом Вулфом. Семь назначенных в полет TFNG имели больше того, «что надо», чем остальные. Нас, не получивших назначения, обошли и оставили позади. Позднее я наблюдал этот эффект первых назначений на полет в каждом наборе астронавтов. Их братство под девизом «Один за всех и все за одного» заканчивалось столь же резко, как и у нас. Этот эффект можно было отчасти смягчить, если бы Янг и Эбби вели себя более открыто в процессе назначений на полет, но все, что Эбби нам сказал: «Надеюсь, вскоре мы назначим еще людей». Не слишком-то обнадеживающе. Молчание Эбби и Янга по поводу механизма и сроков назначений на полет вызывало с нашей стороны растущую враждебность.

Сделанное Джорджем объявление все еще эхом отдавалось в моем мозгу, и я желал, чтобы земля разверзлась и поглотила меня. Я хотел тешить свое раненое эго в одиночестве, но такой возможности у меня не было. Подобно неудачливым претендентам на награды Американской киноакадемии, я должен был сделать фальшивую улыбку и пожимать руки победителей. Они сияли – можно было ощущать тепло, исходящее от их лиц. Некоторые из счастливцев пытались успокоить нас комментариями типа «Вы тоже скоро получите полет» или «Будет и на вашей улице праздник». Меня жалели! Я думал, что хуже чувствовать себя уже невозможно, но я ошибался. Я услышал, как Салли произнесла: «Джордж сообщил нам о назначениях неделю назад, но просил не говорить об этом до пресс-релиза». Я задал себе вопрос, сколько раз за последнюю неделю сидел за общим столом в кафетерии с Риком Хауком или Джоном Фабианом и жаловался на задержку с назначением, а в это самое время собеседник как раз мысленно праздновал его. О боже, я почувствовал себя таким жалким!