Костыль выпил, а у Зарубина после молока в желудке всё ещё разливалась благодать и в голове светился лёг­кий хмель — ни водка, ни пища не полезли бы.

— Не хочу пока, — уклонился он.

— Да пей! — и сказал по секрету. — Прибалты пла­тят за спиртное — награда за поимку лешего! Женщи­ны от тебя в восторге. Присмотри себе парочку на ночь. Лучше подружек.

— Парочку?

— Не стесняйся, по-европейски у них это уже приня­то. Порнушки насмотрелись. Наберёшься впечатлений!

— Я дух переведу, — Зарубин поставил бокал. — Мо­лока напился.

— То-то я смотрю, у тебя усы не обсохли! — засмеял­ся Недоеденный и настаивать не стал. — Ну что, тогда даю добро на королевскую охоту. Это же целый процесс, такая головная боль!..

— А сам светишься от счастья, — язвительно заме­тил Зарубин.

— Ещё бы! Ни разу не принимал королей! И особен­но — принцесс!.. Ты её видел когда-нибудь?

— Вроде бы видел однажды, — неопределённо прого­ворил он. — По телевизору...

— Ни хрена ты не видел! — он протянул фотогра­фию. — На вот, полюбуйся! Из Интернета скачал... Как узнал, к нам едет, озарило!

На снимке была знойная ухоженная брюнетка, но с яв­ной печалью в глазах, отчего вид её казался по-детски обиженным и замкнутым.

— Это мой единственный шанс, — доверительно сооб­щил Костыль. — Перст судьбы. Мы с тобой тогда в бане недоговорили... Я уже три месяца, как в разводе, и не женился. Не бывало ещё такого... Думаю, в чём дело? Не­весты вьются, такие прибалтки приезжают, а никого не хочу. Сама Дива Никитична клинья бьёт! Это вдова местного фермера Дракони... И тут на тебе — король с юной принцессой едут к нам на охоту! Можно сказать, всю жизнь её ждал!

— Она не такая и юная, — грубовато осадил его Зару­бин. — Ив принцессах засиделась, это точно.

— Знаю, ей тридцатник, но это самый сок. Что, если и она ждала?

— Обычно принцесс выдают без их согласия.

— Династические браки, слыхал... Как ты думаешь, может она влюбиться? — доверительно спросил Недое­денный. — Так, чтоб голову потерять?

— Как Фефелов?

— Ну, хотя бы так.

— Эта может, — согласился Зарубин.

— Почему?

— Она же едет за приключениями?

— Ну да! У них в Европе тоска. Уже по две бабы в по­стель тягают, а удовольствия нет... Что для приключе­ний надо сделать?

Зарубин глянул на лысину охотоведа: на территории базы он снимал свой треугольный берет.

— Для начала заделаться принцем.

— Издеваешься?.. Я серьёзно спрашиваю. Как себя ве­сти, чтоб влюбилась? Без ума? С нашими бабами знаю как, но это же принцесса!.. Фефелов говорил, ты всегда дельные советы даёшь. Например, слышал, она сказки любит, в том числе русские.

— Офицер спецназа и сказки? Оригинально...

— Видимо, не простая она принцесса...

— Вот и расскажешь ей сказочку волшебную...

— Я только про Колобка знаю!

— Расскажешь про Колобка, — увернулся Зарубин. — Честное слово, не знаю, как обходиться с принцессами!

Недоеденный остался заверен, что он мог бы помочь, да видно, не захотел.

— Жалко, — проговорил Костыль. — Мне вот по­следнее время хочется понять, как женщины любят? Вот что они чувствуют, глядя на мужчину? Мы — по­нятно. У нас всё время одна только мысль в голове — овладеть, инстинкт размножения. А у женщин, говорят, целый букет тонких чувств. Они наслаждаются видом, фигурой, мускулатурой. И главное, что им на ушко шеп­чешь...

— Тебе это зачем? — Зарубин не ожидал от охотоведа столь странных изысков в области женской психологии.

— Сам не знаю! — искренне признался он. — Что-то бродит в душе. И всё началось после шестого брака. Хо­чется, чтоб седьмой стал последним. Вот поведу на охо­ту принцессу, а она влюбится...

— Значит, станешь королём! — сказал без всяких на­мёков Зарубин, однако охотовед обиделся.

— Ладно, пошли, зверей покажу!

И повлёк в сторону своего зверинца. Зарубин нако­нец-то достал платок и вытер усы — подсохшая молоч­ная пенка оказалась липкой, вязкой и сладкой, как мо­роженное. Кукла всё ещё расхаживала по площади под восторженный визг и улюлюканье зрителей, насидевший­ся взаперти народ отдыхал, как на карнавале. Леший от­рабатывал новую функцию — поцелуй, однако операторы ещё не освоили технологию, и раздавалось лишь смач­ное чмоканье. А ещё кукла громко и выразительно пу­кала, когда наклонялась, чтоб поцеловать, и вызывала смех: китайцы хорошо изучили рынок и нравы Запа­да, знали, чем веселить отупевших европейцев. Оказа­лось, она даже писать умеет, если налить воды или вина в специальный резервуарчик типа грелки. Игра оказалась настолько забавной, что суровые, медлительные взрос­лые прибалты превратились в детей, особенно молодые женщины.

А в разных клетках, прежде пустовавших, под охра­ной егеря отдыхали две знакомые фигуры, освещённые прожекторами, — один волосатый, второй остроносый.

— Как я и говорил! — без всякого торжества сказал Костыль. — Борута со своим новым приезжим академи­ком. Вот, знакомься!

Борута и в самом деле напоминал сказочного и ма­ленького лешего, сидел на чурбаке ссутулившись и щу­рился на яркий свет сквозь узкую щель спадавших на лицо косм. Его напарник больше походил на тоскли­вую ворону с распущенными крыльями или крупного дятла.

— На сумерках эти друзья сняли с ёлки мешок, — с за­дором стал рассказывать охотовед. — Притащили к базе. Я дал команду затихнуть. Когда распотрошили и стали накачивать, подал сигнал! Взяли тёплых, с поличным. Даже на камеру сняли!

— Ты ещё попляшешь на поводке, — хмуро пригро­зил ему Борута. — Доедят тебя с аппетитом.

Полуосвещённый Митроха с шумом заходил по своей клетке и запышкал с металлическим звуком.

— Вон даже Митроха смеётся над тобой! — захохотал Костыль. — Отпал у тебя хвост, Данила! И третий глаз не открылся.

И тут же, в его присутствии рассказал, историю, ко­торая напрочь разрушала версию Баешника. Оказыва­ется, Боруте этот хвост подарили московские академики, которые купили его в Китае, чтобы надувать довер­чивый русский народ. Его репица крепилась к копчи­ку специальными присосками, прикрытыми трусами, а крохотный джойстик с кнопками был в руке. Даже опытный недоеденный охотовед поверил, что хвост на­стоящий: академики научили Боруту, как вести себя, по­этому он скрывал его существование и вызывал лютый интерес. Аккумуляторов хватало на два часа представле­ния, при определённом навыке хвост выполнял любые прихоти оператора, даже зажигалкой щёлкал и давал прикурить. Конечно, брёвен на срубы он не закатывал хвостом — делал это руками, но пустотелую бутафор­скую двухпудовку поднимал и миску с пищей медведю подавал. Единственное неудобство — после присосок оставались синяки, как от медицинских банок, в резуль­тате чего Борута был разоблачён.