– Бог ты мой! – одобрительно присвистнул Ингольф и, указав дужкой очков на открытый сундук, заявил: – Я бы сказал, что наша поездка окупилась!

Верхний слой содержимого коробки представляли собой толстые пачки купюр в банковской упаковке. Херцфельд достал одну из них и пробежался по ней пальцами.

– Тут, наверное, не меньше ста тысяч! – прикинул Ингольф.

– Если быть точным, сто пятьдесят семь тысяч пятьсот шестьдесят евро, – подтвердил Херцфельд, а про себя подумал: «Черт бы тебя побрал, Свен!»

– Вот уж не знал, что вы тоже своего рода Человек дождя. Иначе каким образом вы можете так точно назвать сумму денег, содержащихся в коробке? – удивился Ингольф.

Произнося это, он озадаченно глядел то на деньги в коробке, то на профессора.

– Сто пятьдесят семь тысяч пятьсот шестьдесят евро – это та сумма, которую в свое время Мартинек предлагал мне за то, чтобы я подделал улики.

Сказав это, Херцфельд тяжело вздохнул, а затем коротко рассказал Ингольфу то, что произошло между ним и его коллегой.

– И вы отказались?

Пауль кивнул и положил пачку денег обратно в коробку. – Да. Это была именно та сумма, которую он имел на своем счете после получения наследства. Как видите, после смерти дочери деньги для него потеряли свою ценность.

Херцфельд сдвинул деньги в сторону и вытащил из-под них завернутый в тонкое шерстяное одеяло топорик.

– Эй, осторожнее! – воскликнул Ингольф, когда профессор стал распаковывать этот новенький миниатюрный инструмент.

Фон Аппен посмотрел на топорик с изумлением, а потом решил уточнить:

– Разве такое входит в стандартный комплект инструментов патологоанатомов?

– Нет, – ответил Херцфельд, озабоченно покачав головой. – Таким инструментом пользуются грабители.

С этими словами профессор указал на замок, висевший на входной двери, и показал Ингольфу сделанную Мартинеком фломастером надпись на коротком деревянном топорище: «Он тебе понадобится, Пауль».

– Складывается впечатление, что меня ждали, – проговорил Херцфельд.

Затем он подошел к двери, взял замок в руки, изучающе поглядел на него и, обнаружив слабое место, одним коротким ловким ударом разрубил проржавевшее звено запорной цепочки. При этом Пауль вынужден был закусить губу, чтобы не закричать от боли, пронзившей его распухшие после драки пальцы. Херцфельд слегка пнул ногой дверь, и та со скрипом открылась.

– Вы останетесь здесь! – тоном, не допускающим возражений, произнес профессор.

Однако на Ингольфа это совершенно не подействовало. Он приложил руку к уху и спросил:

– Вы слышите?

«Проклятье, он прав. Что это, черт возьми?» – подумал Пауль.

Что-то ревело и шуршало внутри дома, причем, когда они вошли, звук стал еще громче. Но это была не единственная странность.

Уже на пороге Херцфельд обратил внимание на неожиданное и совершенно неестественное тепло, которое не имело ничего общего с теплом сильно нагретого зимой жилища. В доме было необычно влажно, почти как в теплице.

– Такое трудно выдержать, – задыхаясь, проговорил Ингольф, вошедший в дом следом за профессором.

Пауль повернулся на его голос и увидел, что его спутник расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Херцфельд тоже стал обливаться потом. Он нащупал электрический выключатель рядом с пустым гардеробом, но тут выяснилось, что в люстре отсутствовали все лампочки.

– Свен? – позвал профессор, понимая, однако, что ответа не получит.

Даже если бы его бывший коллега прятался где-то здесь, то при громком шуме услышать Мартинека было невозможно.

«Такое ощущение, что он стоит непосредственно за моей спиной», – подумал Херцфельд.

Охваченный каким-то необъяснимым страхом, Херцфельд повернулся, но сзади себя увидел только приближавшегося к нему Ингольфа.

– Осторожней, пожалуйста, со своим оружием, – произнес тот, глядя на топор, который профессор продолжал сжимать в руке.

Херцфельд только кивнул в ответ и стал осматриваться. Дом явно был построен с претензией на небольшой городской дворец. К просторной прихожей примыкал крытый внутренний дворик, доходивший по высоте до второго этажа, где начиналась ведущая в верхние покои изогнутая лестница с двумя лестничными площадками, справа и слева от которых располагались проходы.

В рекламном проспекте какого-нибудь маклера это наверняка произвело бы большое впечатление, однако в действительности все здесь выглядело унылым и мрачным. Причина такого ощущения крылась, в частности, в отсутствии какой-либо мебели и картин на голых стенах с выцветшими и запачканными обоями.

– Я же говорил, что здесь больше никто не живет, – снова начал настаивать Ингольф.

– Тогда кто производит весь этот шум? И откуда тепло? Задав такие вопросы, Херцфельд указал рукой в левую сторону и тоном, не допускающим возражений, произнес:

– Ждите меня здесь! Вы поняли?

В ответ Ингольф кивнул, протер очки и тотчас водрузил их себе на нос. Однако их стекла немедленно запотели снова.

Шум, казалось, доносился слева, и Херцфельд направился в ту сторону. Узкий и мрачный проход напоминал коридор дешевого отеля, вдоль которого на равном расстоянии друг от друга располагались небольшие номера. Все двери оказались запертыми. Причем, чем дальше продвигался профессор, тем громче казался шум.

И становилось теплее!

Наконец Пауль наткнулся на открытую дверь и в небольшом помещении обнаружил источник шума. Им был вентилятор отопительной системы, располагавшийся на полу и снабженный трубой из нержавеющей стали диаметром с гандбольный мяч. Вентилятор работал, судя по всему, несколько часов, если не дней. Сопло отопительного устройства светилось красным цветом, распространяя запах горелой проводки. Оно было достаточно мощным, чтобы обеспечить горячим воздухом целый надувной павильон, однако для обогрева узкого коридора в столовую такого объема тепла явно не требовалось.

Херцфельд взялся за провод и выдернул вилку из настенной розетки. Мгновенно стало заметно холоднее и тише, но шум тем не менее остался, хотя и более отдаленный.

– Видимо, имеется еще один вентилятор, – раздался голос за спиной профессора.

От испуга Пауль пришел в ярость и, резко обернувшись, прорычал:

– Вам же было сказано оставаться на месте!

– Я так и делал, но посмотрите, что мне удалось обнаружить! – с выражением лица невинного младенца ответил Ингольф и протянул Херцфельду тоненькую папку.

Профессор положил на пол топор, чтобы освободить обе руки, и открыл ее. Он жадно пробежал глазами стандартный формуляр протокола вскрытия, а поскольку в помещении царил полумрак, Ингольф стал подсвечивать ему своим мобильником.

В протоколе значилось: