Идеология, как известно, вовсе не призвана объективно отражать историческую реальность. Для этого существует наука. Главная функция идеологии – служить крепящим каркасом данного общества, выражать его потребности, надежды, идеалы, помогать ему выстоять, выдержать удары различных социальных стихий. Следовательно, и образ Ленина в советские времена выражал воплощал представления об идеальном, справедливом правителе, каким он виделся представителям советского общества, о том, что он должен делать, а чего не должен, о том, в чем состоит социальная справедливость. Более того, это был центральный образ советской идеологии. Ленин представал в ней как демиург, который, создав первое в мире социалистическое государство, открыл эру коммунизма, при котором покончено со всяким социальным злом. Его труды рассматривались как источник абсолютной истины. Его идеи были источником легитимности советских правителей. Все они – от Сталина до Горбачева – в глазах народа имели право на власть, потому что были продолжателями дела Ленина. По сути же речь шла об оправдании того или иного политического курса, той или иной интерпретацией наследия Ленина и его политической биографии.

Советское общество прошло довольно большой исторический путь и было разным на разных этапах своего существования. СССР 1920-х гг. совсем не был похож на СССР 1930-х, а последний – на СССР 1970-х. Естественно, по мере того как менялось само советское общество и его политический курс, менялся и идеологический образ Ленина, потому что менялись представления об идеальном правителе, о социальной справедливости, о сути социалистического государства и его отношениях с окружающим миром. Менялся политический, экономический курсы правящего слоя, и всякое такое изменение требовало нового идеологического обоснования, которое в конце концов сводилось к поиску нужных цитат в трудах Ленина и новой интерпретации его фигуры. Я далек от того, чтобы утверждать, что идеологические работники СССР сознательно переконструировали образ Ленина под новые веяния. Нет, это происходило стихийно. Можно сказать, каждая новая генерация советского общества просто по-другому видела Ленина, выхватывала из его биографии и его творений то, что им было нужно и важно, а если не находила этого, то домысливала… Можно сказать и иначе: советские люди смотрелись в идеологему Ленина, как в зеркало, и видели в этом зеркале не столько реального, исторического Владимира Ульянова-Ленина, сколько самих себя.

В советской послеленинской истории обычно выделяют эпоху борьбы за власть, эпоху сталинизма, эпоху Хрущева, брежневский застой и перестройку. Можно выделить как минимум и четыре образа Ленина: Ленин-ортодокс, Ленин-патриот, Ленин-реформатор и Ленин-миротворец.

В 1930-е гг. руководство страны взяло курс на стабилизацию, собирание сил, единение. СССР предстояли коллективизация и индустриализация, без которых он не смог бы выстоять в неизбежной войне. Либерализм внутри партии, существование фракций, отсутствие единого лидера и существование неустойчивого олигархата – все, что было характерно для партии в 1920-е, стало непозволительной роскошью. Начинается борьба с фракциями, зачистка их лидеров и активистов, формирование вертикали власти, во главе которой оказывается Сталин. Фракционеры оказывают бешеное сопротивление, в партии и в правящем классе государства зреют заговоры (так, историками уже доказано, что заговор Тухачевского действительно имел место). Официальная пропаганда выдвигает образ Ленина – непреклонного ортодокса, владеющего абсолютной универсальной марксистской истиной и безжалостного борца с уклонами и ревизионизмом. Этот образ помог Сталину пресечь разброд и шатания, мобилизовать партию и народ и совершить в одно десятилетие рывок от аграрного к индустриальному обществу, на что западным странам потребовались века. Образ этот вдохновлял не только Сталина, но тысячи и тысячи офицеров и солдат партии, которые были исполнителями воли Сталина, в свою очередь сконцентрировавшей волю миллионов простых людей – покончить с нэповской необуржуазией, сплотить ряды, догнать передовые в техническом отношении страны.

Великая Отечественная война внесла свои коррективы в государственную идеологию. Очень скоро стало ясно, что германская империя, напавшая на СССР, ведет не обычную войну, которая в случае поражения кончается аннексиями и контрибуциями, а войну на уничтожение целых народов и прежде всего ядра советской державы – русского народа. Лидеры нацистского Рейха планировали сконцентрировать русских в центральной России – рейхскомиссариате «Московия» – и при помощи чисток, болезней, голода, стерилизации и систематического спаивания сократить до нескольких миллионов, необходимых для обслуживания немецких латифундистов. Ни о какой даже бутафорской независимости под протекторатом Германии, о чем мечтали русские коллаборационисты вроде Власова и что немцы готовы были предоставить, например, украинцам, даже речи не шло.

Осознание того, что на кону стоит само существование их народа, пробудило в русских национальное самосознание. Война, которая ранее мыслилась в классовых категориях, начинает осознаваться как война Отечественная, война за Родину, за национальную независимость, за русскую идею. В идеологический пантеон СССР, совсем недавно состоявший исключительно из бунтовщиков и революционеров, входят образы русских князей, полководцев: Александра Невского, Александра Суворова, Михаила Кутузова, которые еще несколько лет назад клеймились как реакционеры и прислужники царизма. Восстанавливается в правах православная церковь как церковь русского народа (это была уступка не религии, как считают сейчас, а именно русской культуре, для которой православные ценности – своеобразное ядро).

Изменяется и образ Ленина – центральный для советской идеологии. Из деятеля международного марксистского движения, твердо стоящего на страже чистоты марксистской идеи, эмигранта, знавшего множество языков и привычно чувствовавшего себя в европейских столицах, Ленин превращается в русского национального вождя, противостоящего нашествию иностранных интервентов, патриота социалистического Отечества, русского гения, понятного и близкого простым русским крестьянам и рабочим. Этот образ был востребован миллионами и миллионами советских граждан, которые, как метко заметил Сталин в беседе с Черчиллем, воевали не за Интернационал, а за свою матушку-Русь (кстати, Интернационал как организацию Сталин в разгар войны просто распустил, а вместо «Интернационала» – марксистского гимна – ввел советский гимн, где пелось о том, что союз советских республик сплотила навеки Великая Русь).

В первое послевоенное десятилетие русская идея еще прочнее входит в идеологию СССР. Возрождается панславистская идея и даже осуществляется в некоторой степени мечта славянофилов о славянской державе от Балкан до Москвы. Советский Союз уже открыто провозглашается преемником Руси Московской и Российской империи. В армии введены погоны и офицерские звания, введено раздельное школьное обучение и костюмы для школьников, напоминающие гимназическую форму, разрешена церковь, рождественские елки (под именем новогодних). Миллионы бытовых мелочей делают СССР похожим скорее на дореволюционную Российскую империю, чем на футуристическую республику Советов – зародыш планетарного Советского Союза, о котором мечтали интернационал-большевики 1920-х. Сам вождь СССР Сталин в статье о языкознании провозглашает, что национальная идея выше классовой, что народы и нации гораздо долговечнее экономических формаций и что, возможно, нации продолжат существовать и при коммунизме. Заславский – ныне почти забытый, но некогда очень влиятельный идеолог позднего сталинизма – создает концепцию, согласно которой каждая общественно-экономическая формация имеет свой народ-гегемон. При рабовладении это были греки и римляне, при феодализме – испанцы, португальцы и французы, при капитализме – германские народы, немцы и англосаксы. Социализм и коммунизм, по Заславскому, должны стать эпохой мировой гегемонии именно русской культуры.