6. Чутки Набоков и Агеев (и впрямь близнецы) к походке, к шагам — к их разнообразному звучанию, к спотыканию, то медленное, то быстрое движение ног и то и дело натыкается на препятствия…

7. Зеркальность — краеугольный камень всей поэтики Набокова. Мир существует не сам по себе, а всегда в отражениях, да и слово ценно своим отражением в других. Герой Набокова постоянно смотрится в зеркало, предметы видны чаще всего сквозь их искажающие отражения. Отсюда, помимо зеркал, изобилие гладких отсвечивающих поверхностей: мокрый асфальт, стекло, глянцевитость, лакированные или лоснящиеся предметы и т д… Ганин в «Машеньке», Герман в «Отчаянии» «смотрятся во все зеркала». В «Романе с кокаином» помимо блестящих и отражающих поверхностей развивается целая философия отражения. «Человек живет, — пишет якобы Агеев, — не событиями внешнего мира, а лишь отраженностью этих событий в его сознании».

8. Тоска. — Иллюзорность мира, опустошенность всех набоковских героев приводит всегда к приступам острой тоски: «…так не хотелось, такую тоску обещала та комната…» (Дар.); «в этой неподвижной, точно комнатной тишине, я увидел свою тоску» (Р. К.).

9. Улица, трамвай, поезд, пролетка, автомобиль, лифт. — Тоскующий герой Набокова не имеет ни родины, ни дома. Он всегда на ходу, шляется по улицам, которые и заменяют ему очаг, и если не на ногах, то на колесах. Бродит Мартын, бродят Франц, Масленников, Годунов-Чердынцев… У набоковского героя с улицей всегда интимный роман.

10. Мир Набоков видит в движении. Движение распространяется на предметы, на здания, на пейзаж. Изображается иллюзионистическая обратимость движения. Едущий как бы стоит, едет ему навстречу пейзаж. Или наоборот, внешнее движение (снег, дождь, ветер) как бы недвижно, а движется наблюдатель этого движения: «Отражения окон бежали бледными квадратами по горному скату» («Подвиг»). «А навстречу уже мчалась вся улица, мокрые снежные канаты больно стегали по снегам…» (Р. К.).

Движение у Набокова ускоряется до фантастичности. Еще в 30-х годах критика отмечала в романах Сирина что-то похожее на Шагала (М. Цетлин, П. Бицилли). Человек, предметы у Набокова «летают»: «…остренький старушечий подбородок летал вверх и вниз, морщины на лбу стали влажны» (Р. К.). «Слуги… резво разносили кушанья (иногда даже перепархивая с блюдом через стол)» (П. К.). «Я воздушно пролетал по столовой» (Р. К.).

11. Нет романа у Набокова без сцены бритья, тут сходятся и зеркальность, и чувство кожности, и тривиальность, доходящая до уродства (как правило, бритье сопровождается порезом): «Бреясь и порезавшись, продолжал скоблить по резаному месту, будто мне совсем не больно» (Р. К.), «…я стал сбривать ему бачки… я слегка его порезал, пена окрасилась кровью» (Отч.). «Макс постоянно умудрялся порезаться — даже безопасной бритвой — и сейчас у него на подбородке расплылось сквозь пену ярко-красное пятно» (К. об.).

12. Из стилистических особенностей выделяется двукратный повтор для усиления эмоционального эффекта: «Он… качал головой: трудно, трудно изловить счастье» («Машенька»). «Она все возилась, возилась» (Отч.). «И кажется, так же как и все, в первый раз, в первый раз за всю мою жизнь» (Р. К.). «Ее лицо все менялось, менялось, куда-то плыло, плыло» (Р. К.).

13. Самое поверхностное чтение позволяет обнаружить ряд ключевых эпитетов и глаголов. К частям тела, к накожным подробностям, к движениям лица, к блестящим поверхностям, к геометрическим фигурам, к фруктовым оттенкам следует еще прибавить:

— эпитеты: рыжий, розовый, желтый, мутный, бархатный, шелковый, металлический, жаркий, вогнутый, изогнутый, тугой и т д.;

— глаголы: шелестеть, шаркать, крякать, дергать/дернуть, взмахивать и т д.

Вот еще наугад разительные совпадения в тех или иных речениях или отдельных сценах:

— движение пальцев: «Лужин посмотрел на свою руку, топыря и снова сдвигая пальцы» («Защита Лужина», далее — З. Л.); «по-утиному растопыривая пальцы» (Р. К.); «топыря липкие пальцы» (КДВ);

— «по-рыбьи открытые рты» («Подвиг»): «по-рыбьи опускал углы губ» (Р. К.); «к старческим рыбьим губам» (П. К.);

— «лицо у него было, от морского солнца, как ростбиф» («Подвиг»); «с… пухлыми, цвета ветчины, губами» («Паршивый народ»);

— физиологические желудочные проявления: «переглотнул, зарябило под ложечкой» (Отч.); «сладко замирало в животе» (от душа) («Машенька»): «в желудке лежала знакомая льдина» (Р. К.);

— «рано научившись сдерживать слезы и не показывать чувств» («Подвиг»); «страдая уже тогда стыдливостью относительно высказывания своих душевных сторон» (Р. К); «мне, привыкшему свои чувства закрывать цинизмом» (Р. К);

— игра теней: «Лужин шагнул в свою комнату, там уже лежал огромный прямоугольник лунного света, и в этом свете его собственная тень» (З. Л.); «…растворив калитку и на черном снегу разливая зеленый четырехугольник с черным пятном моей тени посередине — я вошел во двор» (Р. К.);

— динамизация источника света: «солнце путалось в колесах автомобиля» («Машенька»); «солнца, хоть и зацепившего за крышу, однако видимого целиком» (Р. К.);

— «мокро расползался в металлических небесах» (Р. К.); «упираясь в металлическое небо» (П. К.);

— «глядя на блестящие штанги» (КВД); «прижимала спину к никелированной штанге» (Р. К.);

— «живя в канареечно-желтом доме» (П. К.); «вытащила канареечного цвета ломбардную квитанцию» (Р. К.);

— геометрический образ восьмерки: «поливавшего из лейки темными восьмерками песок» (К. об.); «с двумя розовыми восьмерками по бокам носа» («Весна в Фиалте»); «…керосиновой желтизной просвечивала восьмерка, составленная из двух кокетливо незамкнутых и несоприкасающихся кружков» (Р. К.); «к паровозу и вагонам и рельсам (из которых можно составлять огромные восьмерки» («Подвиг»);

— «…в кромешной тьме водил ладонью по стене, в отчаянии отыскивая штепсель» (КДВ); «Я начал было обглаживать ладонью обои, чтобы разыскать штепсель» (Р. К.);

— «Дальше, в небольшом сквере, трехлетний ребенок, весь в красном, шатко ступая шерстяными ножками… загреб снег и поднес его ко рту, за что сразу был схвачен и огрет» (З. Л.); «… через улицу перебежала девочка. На другой стороне тротуара мать видимо закаменела в страхе, но когда ребенок невредимо добежал до нас, то она больно схватила его за руку и тут же побила» (Р. К.);

— и в «Романе с кокаином», и в «Отчаянии» идет речь о закладывании брошки и т д. и т п.

— усиленная ритмичность речи: «красивым изгибом огладив косяк» — амфибрахий — (Р. К.); «в полукруг этих каменных глаз» — анапест — (Р. К.). В «Отчаянии» и в «Даре» переход на ритмическую, а иногда и чисто поэтическую речь постоянен;

— скрытые цитаты из поэтов: «мокрые черные доски» (Анненский), Р. К.; «политикан с лицом, как вымя» (Гумилев), «Лолита»; «ветер грубо его обыскал» (Маяковский), «Дар». И т. д., и т. д.

Приведенные сопоставления, в фабуле, темах, приемах, языке, устанавливают, как нам кажется, с достаточной убедительностью, тождество Агеева-Набокова. Какие же причины могли побудить писателя выдать вещь под неизвестным псевдонимом, а затем не раскрыть своего авторства?