Например, в ценах на золото.

…Когда-то, когда еще ничего не было в магазинах – не во времена господства ящеров на земле, а после перестройки, когда некоторые ископаемые, вроде марксистов, уже, постепенно, начали или вымирать, или мутировать в самых искренних демократов – Лена принесла с работы золотое кольцо с тремя маленькими, но симпатичными брильянтами – продавала подруга.

– Как ты думаешь, мне идет? – она надела кольцо на пальчик, и Петру кольцо очень понравилось.

– Давай возьмем?

«Влезу в долги, заложу что-нибудь, – подумал Петр, – Но такую красоту, для такой красоты – нужно взять».

А потом оказалось, что кольцо стоит дешевле одной его картины.

Не самой большой, кстати.

Когда золотопродажные магазины появились в каждом квартале, Петр, иногда, на праздники покупал Лене что-нибудь золотое – цепочку, буковку «Е», маленьких близнецов.

И его отношение к золоту изменилось.

Посерьезнело.

Однажды, когда Петр захотел купить Лене цепочку, с ним в магазин пошла журналистка Анастасия, которая обратила внимание на то, что лицо Петра, выбиравшего цепочку, как ей показалось, стало грустным:

– Что это с тобой, Петька?

– Знаешь, Стась, в золоте что-то есть.

Вот смотрю на него, и начинаю понимать, почему люди убивают друг друга, – Анастасия, выслушав слова Петра, добавила:

– И предают…

…Это ощущение, Петр вспомнил, когда Лена показала ему золотую иконку, которую ей всучили как взятку…

…Иван Головатов продолжал внимательно слушать молчание своего друга, лишь однажды прервав его словами:

– Любовь – сложная вещь. Не случайно, никто не может дать ей определение.

– Никто? – словно очнулся Петр, – Почему – никто?

Я могу.

ЛЮБОВЬ – ЭТО…

…Для того, чтобы сделать женщину счастливой нужно большее, чем просто любить ее…

Расставшись с Петром, Лена через месяц вышла замуж.

И стала женой.

Не гражданской, а настоящей.

То есть, подтверждающей свой статус такой серьезной вещью, как документ на гербовой бумаге с водяными знаками, которые просматриваются сквозь шрифт, когда бумагу смотрят на свет.

Очень ответственной бумагой.

Похожей на ваучер.

…Свадьба прошла, как очередное событие в ее жизни, оставив на память фотографии и надежды.

То, что после развода со своим первым мужем, она быстро нашла себе спутника, Петра, позволило ей думать, что близкого человека найти легко.

Удача ценится дешево, если приходит сама…

…Уйдя к Владимиру, Лена, как-то незаметно для себя, изменила свое отношение к интимной жизни.

Теперь она шла домой к мужу.

А не к мужчине…

…Лена помнила все.

Она просто не могла не помнить. Слишком большая часть жизни прошла у нее под знаком художника.

Но вся ее персональная, женская логика противилась этой памяти. Признавать то, что она сделала ошибку, расставшись с Петром, Лена не могла.

И не хотела.

И, без всяких усилий, сделав ошибку, она бросила все свои силы на то, чтобы доказать себе, что никакой ошибки она не сделала.

Простая мысль о том, что чтобы не делать новые ошибки, нужно, прежде всего, признавать старые, стучалась к ней, но Лена эту мысль не пустила.

Забаррикадировалась от нее.

А, может, Лена поступила так, как поступают страусы в рассказах тех, кто страусов никогда не видел.

Да, и вообще, это еще вопрос – кто кого создает: человек – свои ошибки или ошибки – своего человека?..

…Однажды, месяца через полтора после их разлуки, Петр приснился Лене.

Не смотря на то, что рано или поздно приходится просыпаться, сон – это честнейший обман в природе.

Наверное, потому сны легко забываются.

Иначе, люди не могли бы заснуть.

Петр был во всем черном, но Лене не показалось это страшным.

Наоборот.

Торжественность вида художника вызвала ее раздражение – последний аргумент, когда аргументов уже нет.

Умная женщина всегда сумеет сыграть женщину.

Умная женщина, сделавшая глупость – тем более.

Даже во сне:

– Ты поставил нас в условия, при которых мы так и не стали семьей, – в ответ на эти слова Лены, Петр просто пожал плечами, но это не остановило ее:

– Ты захотел, чтобы мы встречались всего два раза в неделю.

А мне нужен был человек, который был бы рядом каждый день.

Пришедший в Ленин сон Петр, ответил ей спокойно и меланхолично:

– А мне казалось, что это ты поставила нас в такие условия.

Я все время говорил, что мне не хватает этих встреч.

Не хватает тебя.

И перестал с тобой спорить потому, что не хотел терять эти встречи – именно оттого, что мне ты нужна была всегда.

– Да, говорил, – признала Лена.

Во сне.

Потом, когда она проснулась, ей никак не удавалось вспомнить о том, когда же она уже слышала, как Петр говорил таким странным голосом.

Голосом вялым, безразличным, сквозь который пробивалась ирония.

Неуверенная.

Покачивающаяся, как пьяница, по дороге домой.

И еще, в этом голосе звучало презрение…

…Почему интонации художника были такими знакомыми, Лена вспомнила через несколько дней.

Таким тоном Петр разговаривал со своей женой, в тот день, когда Лена вышла на работу во вневедомственной охране в последний раз.

Или в первый раз, когда он поцеловал Лену.

«Так разговаривают с женщинами, которых еще любят, но уже презирают,» – подумала она, а потом сделала самое простое, чисто женское добавление к этой мысли, позволяющее ей обмануть себя и оставить правоту себе:

– Вот, мерзавец.

Потому, что чтобы сохранить уважение к себе, ей больше ничего не оставалось сделать.

Перед тем, как проснуться, Лена еще успела сказать Петру:

– Ты вел себя как неразумный, – и услышала ответ, прозвучавший хотя и грустно, но как-то безличностно.

Неосуждающе:

– По-моему, разум в любви – это очень большая глупость…

…На утро, жаря на кухне яичницу своему мужу, Лена отметила: – Что-то рано мне начали сниться такие сны, – и тут же отмахнулась от этой мысли, движением, напоминающим смахивание непрошеной слезы.

Придя на работу, Лена рассказала Лике о том, что ей приснилось.

Лика помолчала, а потом тихо проговорила:

– …Дура ты, Ленка.

– Ты подозреваешь меня в глупости? – спрсила Лена.

Лика сказала на это без обиняков: