– Слушай, а как вы с Меченым через карман-то прошли? – озвучил я мучивший меня вопрос. Сам я некоторые аномалии и без детектора чуял, что есть нормальный сталкерский навык, в той или иной степени присутствовавший у многих обитателей Зоны. Но в данном случае мое чутье подсказывало лишь одно – перед нами смерть стопроцентная, без вариантов.

– Он провел, – сказал лесник, показывая на тройной контейнер, висящий у него на поясе. – Он многое может.

Словно отзываясь на прикосновение морщинистой руки, освинцованный бокс вдруг озарился изнутри легким золотистым свечением, что было в принципе невозможно – никакое известное излучение не в силах проникнуть сквозь тройную защиту специальных контейнеров, разработанных в Международном институте внеземных культур для переноски наиболее опасных радиоактивных артефактов.

Но факты – вещь упрямая. В Зоне возможно всякое, на то она и Зона. И если я не знаю, что за артефакт умеет мерцать сквозь контейнер, словно это не увесистая бронированная штуковина, а бумажный китайский фонарик, то это только мои проблемы. Потому я перевел разговор на другую тему.

– А почему «мосинка»? ОЦ-48К по идее то же самое, но и легче, и удобнее.

Лесник ухмыльнулся в бороду.

– Привычка, сынок. Да и потом, стрелять пулями с мельхиоровой оболочкой из твоей ОЦ – все равно что столетний коньяк из граненого стакана хлебать.

Понятно. Лесник оказался не просто лесником, а снайпером-эстетом. Редкая разновидность нашего брата – и, пожалуй, самая опасная. У такого и винтовка не винтовка, а скрипка Страдивари, до долей миллиметра подогнанная под себя, и любая ликвидация не просто отстрел вражьей силы, а симфония, в которой каждая нота прописана заранее…

– Всё, время, – сказал лесник, вдавливая в землю «бычок» подошвой кирзача. И, повернувшись спиной к месту недавнего боя, направился в сторону стены аномалий. Я, Меченый и Шрам пошли следом, выстроившись в цепочку. Понятное дело, если лесник знает тропку, то идти за ним надо след в след и особо конечностями не размахивать, если не горишь желанием влезть пятерней в «веселый призрак» или «комариную плешь». Аномалия шутить не любит. Ноготок захватит – всему сталкеру кранты…

Забавное это, наверно, зрелище со стороны – сталкер, идущий через поле аномалий. С виду нормальный на голову и к тому же вооруженный до зубов мужик сосредоточенно и неторопливо выписывает ногами кренделя посреди, казалось бы, пустого места.

Казалось бы…

Ибо аномалия лишь на первый взгляд пустое место. Подумаешь, листочки вертит на одном месте легкий воздушный смерчик. Или же пятно на земле, напоминающее недавно высохшую лужу… Но упаси тебя Зона, сталкер, на четверть стопы отклониться он невидимой тропы, по которой осторожно идет лесник. Мигом безобидный ветерок превратится в вихрь, который размечет твою плоть на фарш и костяное крошево. Потому не отвлекайся по сторонам, коли ступил на эту тропу. Даже если тебя позовет псионик или ктулху будет стоять в конце пути, ухмыляясь в красную бороду, – иди все равно. Ибо нет обратной дороги в Зоне, и особенно – посреди поля аномалий…

Такое поле я видел впервые. Мы шли словно по дну реки, а справа и слева от нас прямо на земле валялись странные образования, которые люди, не мудрствуя лукаво, назвали одним общим словом – артефакты. Словно кто-то собрал ненужный мусор и вывалил его в одном месте, не озаботившись раскидать по Зоне ненужные и вредные отходы производства, которые люди прозвали аномалиями и артефактами.

Из контейнера лесника разлилось мягкое сияние, окутавшее нашу группу, и мне показалось, что окружающие нас аномалии немного расступились, освобождая дорогу. Не знаю, что такое нес у себя на поясе наш проводник, но оно явно внушало уважение аномальным образованиям Зоны, словно сообщая им на своем неведомом языке: «Это свои, не трогать!» И те проникались… на минуту или две. После чего вновь начинали помаленьку подбираться к кускам теплой плоти, нагло прущимся через их владения.

Но мы прошли! Поле аномалий наконец кончилось, и мы вздохнули немного свободнее. Нас окружал густой лес, через который вела едва заметная тропка.

– Тут недалеко, – сообщил лесник. И не обманул.

Не прошло и десяти минут, как мы вышли на поляну, в центре которой стоял деревенский дом. И не полуразвалившийся от времени, как большинство строений Зоны, а вполне ухоженный и опрятный. Узкие окна дома напоминали бойницы, массивная дверь, клепанная из стальных листов, наверняка запросто выдержала бы как автоматную очередь, так и взрыв гранаты. Двускатная крыша, покрытая толстым кровельным железом, защищала и от радиоактивных дождей, и от гранаты, брошенной навесом. Ясно было, что не только для мирного житья строилось это сложенное из толстенных бревен убежище, в котором вполне можно было пересидеть длительную осаду.

Лесник отпер дверь большим ключом с хитрыми бороздками и пропустил нас внутрь. Но в сенях он меня тормознул, сунув в руки большое цинковое ведро.

– Ополоснись сначала, а то в кровище весь по уши, – сказал он. – Если кровь снарка сразу не смыть, считай, рак кожи обеспечен. Удобства у нас во дворе. В смысле, за домом бочка с водой. Не боись, не зараженная.

Я спорить не стал и, помахивая ведром, отправился куда велели, по пути прикидывая, откуда это лесник бочками таскает незараженную воду? Ее в барах-то по червонцу литр продают – хочешь пей, а хочешь мойся, если хабар позволяет…

Вопрос решился просто. И вправду, за домом стояла бочка внушительных размеров – при желании с головой нырнуть можно. Над бочкой нависал водосток с крыши, и я усмехнулся про себя: угу, чистая вода из туч над Зоной как раз верный способ лишиться кожи, волос, а если сильно не повезет, то и глаз впридачу. Но в бочку всё-таки заглянул… и глубокомысленно почесал в затылке.

На дне архаичной деревянной емкости мягко переливалось «веретено», артефакт причудливой формы, возникающий в местах повышенной гравитационной активности. Эта своеобразная «губка», нейтрализующая радиоактивное излучение, встречается достаточно редко и стоит немало. Признаться, «веретено» таких размеров я видел впервые, и чистить им воду – это все равно что поддерживать огонь в печке стодолларовыми купюрами. Но, с другой стороны, хозяин – барин, а помыться-постираться и вправду надо.

С гигиеническими процедурами я закончил довольно быстро – слабо искрящаяся вода из волшебной бочки лесника смывала всё лишнее с тела и одежды не хуже ацетона. Надо взять на заметку. Если разбогатею когда-нибудь до полного презрения к материальному, тоже буду воду с самогоном чистить «веретенами», а похмелье лечить не рассолом, а «батарейками».

Развлекая себя такими мыслями, я отжал разгрузку и камуфляж, повесил на плечо сумку с магазинами, взял в свободную руку автомат и в форме одежды номер два – штаны плюс футболка – прошествовал в дом.

Миновав сени, заставленные всяким барахлом, я вошел в горницу – если не ошибаюсь, кажется, так называется большая и единственная комната в деревенском доме.

Жил лесник по-спартански. В центре горницы стоял добротный дубовый стол без изысков и стулья той же породы. У стены возле русской печки раскорячилась продавленная кровать с металлической спинкой. Рядом шкаф с вечно полуоткрытой дверцей и книжные полки, на которых вместо книг стояли разнообразные радиоприемники всевозможных форм, размеров и возрастов. Из динамиков тех приемников одновременно раздавалось шипение, шорохи и выкрики то ли «монументовцев», гоняющих сталкеров по Зоне, то ли сталкеров, готовящихся отстрелить некоторое количество фанатиков, – в общей какофонии разобрать что почём было нереально.