На сегодняшний день потребность в оружии для нас не уменьшилась, а напротив – возросла многократно.

Кто-то может упрекнуть меня в том, что еще вчера я призывал к дружбе с ними, а сегодня – развернулся на сто восемьдесят градусов. Все правильно, но ведь никто даже не попытался достигнуть взаимопонимания. Вероятно, ничего бы не вышло, теперь я в этом убежден, но, без сомнения, то, что я когда-то пытался предотвратить, нарастало и требует немедленного разрешения. Два Разума ненавидят друг друга. Жизнь во всех ее формах – борьба, и Разум – самое мощное оружие в этой борьбе. Разум – абсолют, а двух абсолютов быть не может.

Ход событий показал, что моя прежняя точка зрения оказалась печально антропоморфична. И я заявляю: как только мы отыщем контроружие, мы должны, обязаны напасть и стереть их с лица Земли. Сейчас нам дарована Провидением небольшая передышка, но они вернутся, непременно вернутся, ими движет то, что движет и нами: убить или умереть. И когда они вернутся, не дай бог, они будут лучше вооружены…

Это – не победа. Я повторяю, это – не победа…"

Наутро я встретил Пэнделла из отдела связи. Он посмотрел на меня печальным взором.

– Мы пытались, – стал оправдываться я. – Мы сделали, что могли, но на него снизошло вдохновение.

– Увидишь его, передай все, что я о нем думаю, – попросил Пэнделл. – Дело не в том, что он не прав: я просто не знаю другого человека с таким поразительным даром портить людям праздник. Если вдруг случится, что он снова появится в нашей программе – приемники выключат тысячи слушателей. Дай ему дружеский совет – в следующий раз обратиться на Би-Би-Си.

Так получилось, что мы встретили Бокера в тот же день. Он, естественно, поспешил услышать отклики на свое выступление. Я, по возможности щадя его самолюбие, рассказал, что мне было известно.

– Примерно то же – во всех газетах, – вздохнул он. – И за что я осужден навечно жить в демократической стране, где дурак равен разумному человеку? Если бы та энергия, что идет на околпачивание простаков в погоне за их голосами, была направлена на полезную деятельность – вот была бы нация! А так – что?! По меньшей мере три газеты ратуют за «сокращение миллионов, выброшенных на исследования», и это для того, чтобы каждый смог купить в неделю лишнюю пачку сигарет! А значит, возрастет стоимость перевозок табака, следовательно, поднимутся налоги и так далее. А суда тем временем ржавеют в портах. Какая бессмыслица!

– Но мы же выиграли сражение, – возразила Филлис.

– Стало хорошей традицией, – съязвил Бокер, – сначала получать тумаки, а уж потом выигрывать войну.

– Ну и что?! – воскликнула Филлис. – Мы проиграли на море, но в конце концов…

Бокер застонал и закатил глаза.

– Ну и логика!..

Тут вмешался я.

– Вы считаете, что они намного превосходят нас, не так ли?

– Не знаю, что и ответить, – нахмурился он. – Скорее, они мыслят иначе. А если так, нельзя проводить никаких аналогии, любая попытка сравнения только собьет с толку.

– И вы, действительно, считаете, что война не кончена? – спросила Филлис. – Это не желание помочь задыхающемуся судоходству?

– Вам так показалось?

– Нет, но…

– Да, я имел в виду и это. Выбора нет: либо – мы, либо – нас. И если в ближайшее время…

Я сидел на корме и осторожно правил обернутым войлоком веслом. Вдруг что-то зашуршало о борт, и лодка забилась, наткнувшись на упругое препятствие.

Я напряженно вглядывался в темноту, пытаясь разобрать, на что мы напоролись, вряд ли это мог быть берег.

– Что это? – прошептал я.

Филлис привстала, резко качнув нашу маленькую лодочку.

– Сеть, огромная сеть, – отозвалась она.

– Попробуй ее поднять.

Лодка накренилась, грозя опрокинуться.

– Нет, слишком тяжелая.

Такой задержки я не предвидел.

Пару часов назад, изучая с церковной крыши дальнейший путь, я приметил на северо-западе узкий проход между двумя холмами и подумал, что если удастся благополучно миновать этот перешеек, то дальше можно будет плыть в относительной безопасности. Мы дождались прилива и под прикрытием ночи пустились в дорогу. Устроившись на корме, я потихоньку правил веслом, позволяя течению бесшумно нести нас в направлении канала. И вот теперь, этот невод…

Я развернул лодку и веслом нащупал сеть. «Не менее полудюйма», – прикинул я толщину веревки, вытаскивая из кармана складной нож.

– Придержи сеть, – попросил я Филлис.

Но не успел я открыть лезвие, как над нами взвилась осветительная ракета, залив ярким светом всю округу.

С левого от нас торфяного холма прямо в воду сбегала узкая тропинка, вдоль которой росло несколько кустов. От самой вершины до подножия холма тянулся ряд домов; далее из воды торчали лишь крыши да трубы.

Вдруг на берегу щелкнул затвор винтовки, раздался глухой выстрел и над моей головой просвистела пуля. Мы кинулись на дно лодки.

– Убирайтесь туда, откуда явились! – долетел до нас голос с острова.

Мы подняли головы.

– Мы просто хотим добраться до своего дома, – прокричала Филлис невидимому собеседнику. – Мы проплываем мимо и не собираемся здесь останавливаться, тем более, просить вас о чем-то.

– Все так говорят. Ну и куда же вы плывете?

– В Корнуэлл.

– В Корнуэлл? – засмеялся человек. – Что ж, тогда у вас еще есть надежда.

– Да, – подтвердила Филлис.

– И все равно, уматывайте, иначе буду стрелять. Давайте, давайте отсюда!

– У нас достаточно еды… – начала Филлис.

Я замахал на нее руками. Теперь я окончательно убедился, что мы сможем достичь коттеджа только пробираясь тайком, и уж вовсе не стоит афишировать, что у нас есть съестные припасы.

– Хорошо, – крикнул я. – Мы уходим!

Надобность сохранять тишину отпала, я отгреб от сети и взялся за шнур мотора.

– Вот так-то лучше. И больше не пытайтесь, – посоветовал невидимка. – Это я такой старомодный, а другие не столь щепетильны и с радостью размозжат вам головы. Я не любитель пулять без разбора.

Ракета догорела, тьма снова сомкнулась над нами.

Филлис перебралась на корму и крепко стиснула мое колено.

– Мне жаль, что так вышло, – сокрушенно вздохнул я.

– Ничего, Майк, ничего. Рискнем еще разок где-нибудь в другом месте. Бог любит троицу.

– А ведь он мог бы попасть! – Я поежился.

– Судя по всему, мы не первые, кто хотел здесь прорваться, – заметила Филлис. – Интересно, где мы сейчас находимся, ты не знаешь?