– И при этом она принимает больных, – напомнила ему Полли.

– Я думал, её пациенты уже разбежались.

– От неё ушло большинство пациентов-мужчин доктора Гала, но женщины стекаются в клинику толпами.

Им подали горячие булочки, и Квиллер переключился на гастрономические удовольствия, но его мысли всё время возвращались к ошибкам, допущенным Мелиндой. «Врачи тоже не всегда правы», – говорил он себе. Мелинда могла ошибиться относительно истинной причины смерти Ирмы. Но он благоразумно воздержался от обсуждения этого вопроса с Полли.

Фирменный салат, поданный после основных блюд, мог служить пособием по ботанике. Он состоял из салата-латука, приправленного соусом из имбиря и рисовой водки и окруженного аккуратными горками натёртой редиски и тоненьких ломтиков моркови. Всё это венчалось стебельками люцерны и кусочком сыра бри.

– А на десерт, – провозгласила Трильби, – шеф-повар сегодня приготовил деликатес из трёх сортов шоколада.

– Я пас, – с сожалением вздохнула Полли.

– И я капитулирую, – поддержал её Квиллер. После кофе, пахнущего миндалем и напоминавшего

по вкусу горячий сливочный пломбир с орехами, они отправились обратно в Пикакс в блаженном состоянии, подобно паре хорошо поевших жвачных животных. Наконец Квиллер задал вопрос

– Как прошёл вчера вечером обед у Хасселричей?

– Довольно мрачно. Им сейчас тяжело.

– Ты не знаешь… гм… им не вернули историю болезни Ирмы?

– Не знаю. А что, есть такой закон?

– Не имею понятия, – сказал он, – но можно предположить, что лечащий врач должен возвращать её семье.

– Почему ты об этом спрашиваешь, Квилл?

– Просто так. Почему бы тебе не спросить, любопытства ради, у своей невестки, как поступают с историями болезни умерших пациентов?

– Думаю, я могла бы это сделать. Я увижусь с ней завтра в церкви.

Они уже подъехали к дому Полли.

– Ты не зайдешь немного почитать?

– С удовольствием, а то уже начинаю забывать, как выглядят буквы, – ответил он. – Вдобавок я бы не отказался выпить большую чашку настоящего кофе.

Для чтения вслух он прихватил «Заметки лакея восемнадцатого века».

– Это подлинная история одного оставшегося сиротой сына шотландского дворянина, который стал настоящим ливрейным лакеем с золотым галуном на ливрее и напудренным париком, – объяснил он.

Старинная книга с её шотландским колоритом, призывающая не склонять головы ни при каких обстоятельствах, оказалась интереснее, чем они ожидали, и Квиллер вернулся в амбар очень поздно.

Сиамцы выписывали на полу восьмерки, настаивая на пропущенном ужине, и он, перед тем как прослушать запись автоответчика, дал им кошачье хрустящее лакомство. Его же ждало послание от Ника Бамба.

У меня для тебя хорошие новости. Звони, когда бы ни вернулся домой. Мы будем допоздна смотреть телевизор.

Было два часа ночи, но он набрал их номер.

– Вы уверены, что я звоню не слишком поздно? – спросил он.

– Со всей этой рекламой, которую в него впихнули, фильм не кончится раньше четырёх, – заверила его Лори. – Даю тебе Ника.

– Привет, Квилл, – сказал тот. – Сегодня вечером я снова видел тёмно-бордовую машину!

– Видел? Где?

– У нас в Мусвилле. Она была припаркована на Мейн-стрит. Водитель, очевидно, пошёл в бар «Кораблекрушение» или в ресторан отеля «Северные огни».

– Скорее, в бар.

– И это ещё не всё. Лори ездила на представление для детей в Индейскую деревню и видела, как такая же машина отъезжала от стоянки.

– Что, по-твоему, он делал там?

– Не знаю. Возможно, высматривал жертву… Извини, наверное, не следует шутить на эту тему…

– Всё в порядке, но мы ничего не можем предпринять, пока он не сделает очередной шаг, – сказал Квиллер. – Хотя одно я сделаю обязательно: после наступления темноты не позволю Полли одной находиться на улице!

Не успел Ник повесить трубку, как снова раздался звонок, и Квиллер решил, что это опять он: никто в Мускаунти не стал бы звонить ему в такое время. Он поднял трубку:

– Да, Ник?

– Ник? Кто такой Ник? – спросил женский голос. – Это Мелинда. Привет, дорогой!

Квиллер холодно ответил:

– Не кажется ли тебе, что при данных обстоятельствах это обращение несколько неуместно?

– О-о! Ты сегодня в отвратительном настроении! Чем я могу тебе помочь?..

– Ты должна меня извинить, – сказал он. – Я жду очень важного звонка.

– Ты пытаешься отделаться от меня, дорогой? Мне это обидно, – капризно протянула она. – Мы когда-то были такими близкими друзьями! Неужели ты не помнишь? Нас действительно влекло друг к другу. Мне надо было заарканить тебя три года назад…

– Мелинда, – твёрдо сказал он, – извини, но я вынужден прервать наш разговор, мне необходимо срочно позвонить. – Он повесил трубку и сообщил стоящему по обыкновению рядом Коко: – Это была твоя подружка Мелинда! Но она заходит чересчур далеко!

Было мирное воскресное утро. Под звон церковных колоколов на Пикаксской площади Квиллер отправился в город купить газеты. В яблочном амбаре сиамцы сгрудились у окна, чтобы считать листья, начинавшие облетать с деревьев. Они одновременно поднимали и опускали головы, прослеживая траекторию полёта каждого листа. Через неделю, когда счёт листьям будет потерян, они займутся чем-нибудь другим. В полдень позвонила Полли:

– Квилл, я забыла тебе сказать, что Общество помощи престарелым сегодня собирается воплотить в жизнь идею «Домашние любимцы для пациентов». Я возьму Бутси. Не хочешь ли сводить туда Юм-Юм?

– Попытаюсь. В котором часу?

– В два. Надо прийти в главный вестибюль.

– Полли, ты говорила со своей невесткой?

– Да. Она сказала, что доктора несколько лет держат истории болезни умерших пациентов у себя, чтобы можно было оправдаться в случае возникновения каких-либо спорных вопросов.

– Понятно. Спасибо тебе. И невестке тоже.

Около двух часов он принёс из чулана кошачью клетку.

– Ну давай, любовь моя, – сказал он Юм-Юм, – иди сюда, будем расширять твой кругозор.

Коко со своей обычной склонностью к авантюрам прыгнул в клетку без всякого приглашения, но Юм-Юм, отпрянув, бросилась бежать. Квиллер начал преследование. На втором ярусе ему удалось было схватить её, однако она выскользнула, оставив его стоять на четвереньках. Пока он находился в этой неудобной позе, Юм-Юм спокойно наблюдала за ним, но стоило ему подняться тут же умчалась на третий ярус. Она уже поползла по горизонтальной балке на высоте сорока футов над полом, когда он поймал её.