Посвящается Эрлу Беттингеру,

мужу, который…

Это был незабываемый сентябрь. В округе Мускаунти, в четырехстах милях севернее чего бы то ни было, вынашивались грандиозные планы, зрели дерзновенные надежды.

Во-первых, в Пикаксе, окружном центре, восстановили после прошлогоднего взрыва прославленный отель, который должен был вот-вот открыться — под новым названием, с новым шеф-поваром и невероятной помпой.

Во-вторых, намечался первый ежегодный фестиваль, посвященный знаменитому соотечественнику — Марку Твену, который посетил город с лекциями в 1895 году (и даже переночевал в отеле).

В-третьих, «президентский» люкс был забронирован некой весьма заметной личностью из Чикаго, прибывающей на День труда[1]. Женские сердца заранее трепетали.

Но самым знаменательным событием обещала стать встреча шотландцев из трех округов и горские игры: выступления волынщиков, метание ствола силачами в килтах и исполнение юными красотками шотландской удалой, флинга.

Номером, не предусмотренным программой, но попавшим в досье местной полиции, оказалось убийство, эхо событий, происшедших более двадцати лет тому назад.

С приближением сентября граждане Пикакса (коих насчитывалось около трёх тысяч) всё чаще перебрасывались цитатами из Марка Твена, толкуя о погоде, придумывали шутейные названия для нового отеля и сплетничали о госте, прибывающем в День труда, по фамилии Делакамп. Немногим предстояло с ним встретиться, но у каждого было что сказать.

Джим Квиллер, ведущий колонки в мускаунтской газете «Всякая всячина», совершая традиционный обход деловой части города, ощущал витавшие в воздухе ожидания. Когда он зашел в банк, чтобы получить деньги по чеку, кассирша, отсчитывая пятидесятидолларовые купюры, воскликнула:

— Ну не удивительно ли? Опять к нам приезжает мистер Делакамп. Он всегда заходит в наш банк. Ах, если бы он подошел к моему окошку! Правда, обычно им занимается сам управляющий. Но все равно это здорово, правда?

— Вам виднее, — флегматично отозвался Квиллер. Его, газетчика с многолетним стажем, мало что могло удивить, а тем более потрясти.

В цветочном магазине, куда Квиллер заглянул, чтобы купить для приболевшей приятельницы какое-нибудь симпатичное растение, продавщица возбужденно спросила его:

— Вы слышали? Мистер Делакамп приезжает! Он всегда заказывает цветы себе в номер и посылает розы своим клиенткам.

— Отлично, — кивнул Квиллер. — Всё, что способствует процветанию нашего города, можно только приветствовать.

Покупая в аптеке «Нью-Йорк таймc», Квиллер услышал, как покупательница хвастает тем, что получила приглашение на чай к Делакампу. Теперь она советовалась, какие ей выбрать духи.

— Говорят, он любит французские, — подсказала жена аптекаря. — Но мы такими не торгуем. Попробуйте обратиться в универмаг, они оформят заказ.

Туда-то и направился Квиллер, перейдя через улицу. Чутье журналиста уже подсказало ему тему будущей статьи, которая не только позабавит читателей, но и дойдет до сердца каждого. В универмаге Ланспиков, сменившем уже три поколения владельцев, торговали новомодными товарами, но придерживались старомодных взглядов на то, как их следует продавать. Чету нынешних хозяев Квиллер застал в тесном офисе на первом этаже.

— Привет, Квилл! Заходи, — пригласил его Ларри Ланспик.

— Чашечку кофе? — предложила Кэрол.

— Кофе не надо, спасибо, — ответил Квиллер, садясь на стул. — Лучше объясните мне кое-что. Что за мистика с этим Делакампом? С чего все так взбудоражены? — Он знал, что организация приёма для почетного гостя доверена городом Ланспикам.

Ларри посмотрел на жену. Та беспомощно развела руками:

— Что я могу сказать? Он, Конечно, далеко не молод, но красив, элегантен, любезен. Он посылает женщинам розы!

— И целует им ручки, — добавил Ларри, выразительно изогнув бровь.

— Осыпает их комплиментами!

— И целует ручки, — повторил Ларри так же иронически.

— Всё будет по высшему разряду. На чай во вторник все женщины обязаны явиться в шляпках. Мы уже распродали все запасы. Правда, у нас были самые обычные фетровые шляпки, что надевают в церковь, но дочь посоветовала украсить их перьями, цветами и большими бантами. Мы так и поступили. Диана, конечно, человек разумный, да и врач она хороший, но есть в ней какая-то сумасшедшинка.

— Это от матери, — вставил Ларри.

— Да, но не до такой же степени… Кстати, Квилл, никакой информации в газете! Всё должно быть очень изысканно, мило и… абсолютно конфиденциально. Никакой шумихи!

— Ну что ж, никакой так никакой, — вздохнул Квиллер. — Похоже, этот Делакамп — прелюбопытный тип… Ладно, не буду вам мешать.

Ларри проводил его до двери между застекленными витринами с галстуками, рубашками и шарфами.

— Старина Камп, в общем-то, безвреден, хотя есть в нем что-то фальшивое, — заметил Ларри. — Видишь ли, эти его визиты в Пикакс раз в четыре-пять лет, несомненно, выгодны некоторым нашим знакомым, да и для магазина реклама — вещь нелишняя. А что касается приемов и прочего, то этим занимается Кэрол. Я даже не встреваю.

В медвежьи углы вроде Пикакса, где хватало состоятельной публики, галантный мистер Делакамп приезжал скупать ювелирные изделия. Многие потомки некогда процветавших семей были не против расстаться с прабабушкиным рубиновым или изумрудным ожерельем либо алмазной тиарой, чтобы приобрести новый автомобиль, отправить отпрыска в престижный колледж или совершить экзотический круиз. Умельцы из чикагской фирмы Делакампа переделывали старинные украшения, заново гранили камни, изготавливали кольца, подвески, браслеты и серьги, которые весьма охотно приобретали люди, предпочитающие вкладывать деньги в камни или любящие блеснуть в обществе.

Мускаунти, судя по всему, оправдывал ожидания Делакампа. В девятнадцатом веке, когда ещё не истощились богатства недр земных, а про подоходный налог никто и слыхом не слыхивал, округ был самым богатым в штате. Угольные короли и бароны лесозаготовок строили здесь пышные резиденции, в подвалах которых скрывались массивные сейфы. Они отправляли детей учиться на Восточное побережье, а жен вывозили проветриться в Париж, где не без выгоды покупали им драгоценности. В начале двадцатого века почти все шахты позакрывались, округ, естественно, обеднел, и большинство состоятельных семейств перебралось в крупные города. Но кое-кто предпочел остаться и либо спокойно доживал остаток дней на скопленные капиталы, либо искал новых путей к процветанию. В годы «сухого закона» многие не гнушались бутлегерством.