Ему приснился Никитос. Загорелый, легко и немного странно одетый, сосредоточенно-насупленный, он упругим неспешным шагом шел вверх по лесистому летнему склону. Было жарко, в небе над кронами редко растущих лиственниц пекло в почти белом небе ярко-белое солнце. В левой руке у Никитоса было какое-то оружие… кажется, винтовка. Он вроде бы даже видел Славку, хотя тот сам не осознавал себя на этом летнем откосе, четко понимая, что спит. Вроде бы даже что-то ему говорил… что-то важное… и главное – Славка четко понимал (и понимание это наполняло его изумленной радостью), что Никитос – живой…

– Славик. Славик, вставай…

Ох. Будильник, что ли, не сработал?

– Ма-ам… – пробормотал Славка, пытаясь повернуться под каким-то странным тяжелым одеялом. – Мамм… чего… рано… не тряси-и…

– Славик, вставай. Боренька, вставай. Вставайте, мальчики, вставайте, вам пора… пора…

«Какой еще Боренька?! Борька Савостьянов, что ли… что этот жирный… жирный… в моей комнате делает?!»

Славка привстал на локте, щурясь. И брякнул:

– Доброе утро, мам…

Тетя Оля, расталкивавшая слабо шевелящегося Борьку, остановила руку. Посмотрела на Славку – тот сам опешил, оторопел. Мягко, тепло улыбнулась и, протянув руку, легонько потрепала все еще ошалелого мальчика по взлохмаченным волосам. Отходя, сказала через плечо:

– Вставайте, вставайте, если быстренько сделаете все, останется время чай попить.

Славка только теперь очнулся на самом деле. Ему стало неловко. Но в то же время он все еще ощущал на голове руку женщины – и хотелось плакать. Борька, кстати, уже тоже сидел рядом, держа себя правой рукой за плечо и чуть покачиваясь. Потом вдруг спросил – совсем не сонно:

– Тебе Никитос снился?

– Да, – не удивился Славка. – Рай какой-то, что ли…

– Не, – покачал головой Борька. – Это не рай. Он такой… серьезный был. Деловой. По-моему, у него какое-то важное дело. Он еще мне… – Борька яростно потер лоб. – Что-то он мне важное сказал. Помнил я ведь. И забыл сейчас вот.

Славка вздохнул, спустил ноги на холодноватый пол:

– Ладно, давай вставать. Пора правда… – и сказал отрывисто, глядя в сторону: – Я сто лет так хорошо не спал…

…На улице было темно. Славка уже привык, что темно – всегда, и научился различать темноту «дневную» и «ночную». Так вот – сейчас раннее утро, часов пять. И очень холодно, не меньше сорока. Хорошо хоть, ветер стал намного слабей, чем был вечером.

Мальчишки постояли у калитки, поглядывая на оставленный дом и огонек в окне. Борька сказал, подтягивая перчатки:

– Знаешь, чего я очень хочу? – и, не дожидаясь ответа Славки, пояснил: – Хочу зеленые деревья увидеть. Очень хочу. Больше всего боюсь, что никогда не увижу.

Славка скользнул взглядом по деревьям вдоль улицы – уцелевшим от порубки. Они казались призрачными тенями, кое-где подсвеченными фонарями. Они спят или умерли? Может быть, когда сойдет снег… если… нет, когда, когда!.. когда сойдет снег – земля будет пустой и мертвой, и придется начинать с самого начала все-все-все? Или все-таки…

Мальчишки, не сговариваясь, быстро развернулись в сторону подошедшего человека, но тут же просто подтянулись – на них смотрело из «трубы» паркового капюшона подсвеченное фонарем и от этого какое-то не совсем живое лицо Северина.

– Торопитесь на построение? – усмехнулся витязь и поднятой ладонью прервал все возможные попытки объяснений. – Можете не торопиться… Борис, передай там, что Слава едет с нами. Выезд через час, я зайду за тобой, Аристов.

Славка посмотрел на Борьку и вздохнул:

– Скажи тете Оле, что я… я не смогу прийти. Ну. На костер.

* * *

Собирались в главном зале. Славка ужасно торопился, внутренне вздрагивая от гордости, ответственности и легкого страха, – и прибежал фактически первым. Под картой стояли только сам Северин и главный медик поселка Харлампиев. Славка тихонько присел на диван возле одной из дверей и сделал вид, что его тут нет. Еще он честно старался не слушать – но Северин и Харлампиев особо не секретничали, и слышал Славка почти все, хотя и не все понимал.

– Банда эта между нами и Воронежем предпоследняя. – Северин зачем-то проверял на свет кольчужную обшивку перчатки. – Давно пора было кончать, да вот… не знали, где у них логово. Даже приблизительно не знали. А ты спрашиваешь…

– Ханапойский навел? – Голос Харлампиева был недовольным.

– Угу. А что? – Северин спросил это с легкой насмешкой.

– Да не нравится мне этот… «дядя Гога». Скользкий какой-то. И с чего живет – непонятно. Странный типаж.

– Все тебе под линеечку надо подогнать, а? Ты ж врач. Должен понимать, что существуют разные девиации… и не все опасные. А тебе – все под линеечку?

– Сейчас – да. Сейчас не время для разнообразия. – Харлампиев говорил серьезно. – Сейчас важны только основные признаки. Определяющие. И вот кто такой этот Ханапойский? Бандит? Нет, вроде нет. Наш? Тоже не вижу… Вольный купец, как в постапокале? Угу, вот только у нас ну ничуть не постапокал, а реал…

– Ну, в прошлые два раза он хорошо сработал, – возразил Северин. – И с бандой Зубастого, и с тем складом здоровенным…

– Ладно, черт с ним… – Кажется, Харлампиев поморщился, он стоял к Славке спиной, было непонятно. – Кстати, а помнишь книги про постапокал? Рабы, плантации, гаремы… И где вся эта экзотика? Где все это разнообразие скотства и идиотизма? Почему все так плоско и примитивно? – Кажется, врач слегка посмеивался.

– Эта… экзотика, как ты обозначил изящно, она от обычной зажранности, – пояснил Северин серьезно. – А сейчас вокруг не зажранность. Сейчас голод и дикость. Все просто и утилитарно… Не до гаремов и рабов. Может, где и есть, но не здесь. Или были, а теперь не до этого стало…

Вошли двое кадетов, тоже в снаряжении. Славка их знал плохо, только на вид. Вообще ему хотелось бы, чтобы с ними пошел Лесь. Но, как видно, не судьба… Еще хотелось спросить – куда они идут и зачем. Но Славка уже хорошо знал: надо будет – скажут. А если не надо – не скажут, и это правильно, потому что тогда и он ничего не скажет в случае чего. Северин и Харлампиев между тем продолжали говорить, и, хотя Харлампиев, возобновивший разговор, понизил голос, Славка все равно все слышал, как по волшебству!

– Кстати. Я чего приперся тебя провожать… У меня неприятные новости.

– Ну?

– Боюсь, что придется вводить ограничение рождаемости.

– С ума сошел?! С какой стати?! – Похоже, Северин разозлился… или… или испугался? Славке стало не по себе, хотя он не очень понимал, о чем идет разговор.

– По чисто медицинским показателям. Увы, но почти у трети беременных сейчас женщин – плод с явной физической патологией. Следствие воздействия радиации. И, я думаю, почти у стольких же патологии станут видны уже после рождения.