Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С каждым оборотом колес железнодорожный потомок Пульмана все дальше уносил его от восточного побережья Америки и от длинных рук Манасевича и его агентуры. Только здесь, в поезде, у Краевского исчезло ощущение присутствия рядом некоего соглядатая.
Покидая патриархальную Москву, он не слишком прислушивался к деликатным предупреждениям насчет опасности путешествия под чужим именем, с чужими документами. В Париже он заглянул, как и было условлено, к старинному приятелю издателя Ивана Дмитриевича Сытина. И был весьма удивлен отчаянно-тревожной телеграммой, которая ждала его почти сутки. Телеграмма была отправлена не из Москвы (еще одна предосторожность), а из Тамбова. Содержание телеграммы было самым банальным. Однако условные фразы сигнализировали о необходимости крайней осторожности.
Получил Краевский и еще одно предупреждение – устное, от некоего анонима. Тот явился в гостиницу ни свет ни заря, и поначалу едва не был выставлен Краевским за дверь. Однако пришелец, прекрасно говоривший по-русски, успел назвать два знакомых Краевскому имени и упомянуть тетушку Мэри, и только поэтому был впущен в номер.
– У меня очень мало времени, поэтому слушайте меня, господин Краевский, очень внимательно. Верить мне или не верить – дело ваше, но выслушать вы должны непременно. Мои друзья из Петербурга попросили навестить вас и сообщить, что русской полиции стало известно о некоем заказе вашего друга Дорошевича. Исполнитель этого заказа пойман, и полиции теперь известно многое. В том числе у них есть ваш портрет, известна и особая примета – шрам на внешней стороне кисти левой руки. Вам о чем-нибудь говорит имя Манасевич-Мануйлов?
Краевский отрицательно покачал головой.
– Это страшный человек, и он идет по вашему следу. Хуже того: у него осталось много друзей в парижской полиции. Должен сообщить вам, что Французская секретная полиция не слишком церемонится в выборе способов действия для достижения цели. Цель в нашем случае – это вы, господин Краевский!
– Значит, украденный у меня вчера чемодан – дело рук этого самого, как его? Манасевича?
– У вас украли чемодан? Когда это случилось? Где?
– Прямо здесь, в отеле. Прихожу, а чемодана нет…
– Заявили протест дирекции?
– Разумеется, – пожал плечами Краевский.
– Вы, как я понял, газетчик. Человек, стало быть, наблюдательный. Вспомните, пожалуйста: как реагировала обслуга отеля на ваше возмущение?
Краевский задумался, припоминая:
– А ведь они не слишком удивились, мсье… Да-да, они вели себя так, словно ожидали чего-то подобного! – Краевский с силой ударил кулаком в ладонь. – Проклятые фарисеи!
Визитер хмыкнул:
– Как правило, прислуга в приличных отелях вышколена и достаточно наблюдательна. Если бы сюда заехал профессиональный гостиничный вор, они перевернули бы весь отель! Я уже не говорю о том, чтобы пропустить постороннего…
– Хм… Простите, мсье, но вы-то просочились в номера! – Краевский подозрительно поджал губы.
– Я служу в полиции! – легко улыбнулся визитер.
– Значит, мой чемодан украли плохие полицейские, а вы хороший? – не удержавшись, съязвил газетчик.
– У меня и у тех полицейских разные друзья в Петербурге, – пожал плечами посетитель. – Но мы отвлеклись. Надеюсь, паспорт был не в чемодане?
– Паспорт достаточно тщательно спрятан.
– Ваш номер был обыскан?
– Я ничего не заметил…Значит, если и обыскан, то весьма деликатно… Послушайте, а кто вас прислал?
– Я не могу вам этого сказать, – вздохнул визитер. – Немедленно, прямо сейчас, уезжайте в Лондон, и постарайтесь сделать это незаметно. Если вас поймают с чужим паспортом, то тут же отправят в Россию – и отнюдь не для того, чтобы вручить подарок. Скорее всего, там вас ждет обвинение в шпионаже и тюрьма. Прощайте, и будьте осторожны! Постарайтесь быть все время в компании людей – неважно кого, но в компании…
Незнакомец коротко поклонился и направился к двери.
– Погодите! Как же я вынесу паспорт из отеля? Как я доберусь с ним до парома, если все обстоит так, как вы говорите?
Визитер пожал плечами и взялся за ручку.
– Погодите же! – Краевский взялся за виски, мучительно размышляя над возникшей дилеммой.
Визитера могли прислать его добрые друзья, но и не только! И названные имена, и упомянутая тетушка Мэри – все это могло быть частью игры. Зачем нападать на человека, обыскивать – если можно задурить голову и сделать так, что простофиля сам отдаст драгоценный паспорт? Однако другого выхода Краевский просто не видел.
– Послушайте, – нерешительно начал он. – А не могли бы вы, мсье…
– Мы так не договаривались, – перебил визитер. – Мой русский друг просил меня только предупредить вас!
– На кой черт мне ваше предупреждение, если я под наблюдением! Я могу заплатить, в конце концов!
Визитер хмыкнул:
– Смотря за что и сколько, мсье!
– Можете вы привезти мне этот проклятый паспорт в Кале, к парому?
– Допустим, могу, – задумался посетитель. – Но тот, кто охотится за вами, может напасть на вас как раз на пароме! Ладно, где наша не пропадала! Я возьму этот паспорт и отдам его вам в Дувре! На британской территории наши люди «работать» не рискнут! Но я потеряю много времени, мсье!
– Триста франков покроют ваши потери?
– Лучше пятьсот, – без стеснения заявил визитер. – Половина вперед, мсье!
– Торговаться не стану! Отойдите, пожалуйста, в сторону! – Краевский открыл дверь номера, встал на колени, запустил руку под коридорную ковровую дорожку и извлек драгоценный паспорт.
– Ловко! – оценил посетитель. – Надо будет взять этот способ на заметку.
Спрятав паспорт и аванс, он уточнил время отправки парома, откланялся и удалился.
Этот неожиданный визит, разумеется, не прибавил Краевскому настроения. Принятое им решение поставить на кон всю задумку было спонтанным. Собираясь в дорогу, он терзался сомнениями – увидит ли в Дувре этого незнакомца?
Утешало газетчика одно: незнакомец забрал только паспорт и не схватил при этом его за шиворот. Что ж, если встречи в Дувре не произойдет, он вернется в Москву. Не солоно хлебавши, как говорится – но что делать?
Настроение у Краевского поднялось только в Кале, когда у самого трапа дорогу ему преградили ажан[48] в традиционной форме и с ним двое в статском.
– Мсье Краевский? Вам придется пройти с нами…
Спорить было бесполезно.
В служебном помещении Краевского заставили раздеться догола, перещупали всю одежду, вытряхнули на стол содержимое саквояжа.
Уже через десять минут ажан начал бросать на статских спутников недружелюбные взгляды. А через двадцать, когда статские, не сказав ни слова, торопливо вышли наружу, сельский полицейский раздвинул густые усы в виноватой улыбке: