Парнас2. Но прошел месяц, а Маливер и его проводник все не возвращались. В гостинице не получили письма, в котором сообщалось бы об изменении их маршрута, деньги, которые Ги взял с собой, должны были закончиться, и неизвестность начала тревожить Джека.

«Хозяин не просит денег, – подумал Джек как-то утром, поедая наконец-то хорошо поджаренный бифштекс и запивая его довольно приятным, несмотря на смоляной привкус, белым вином из Санторина3. – Это странно, наверное, с ним что-то стряслось. Будь он еще в пути, он указал бы, куда переслать ему средства, потому что вся наша казна осталась у меня. Если только он не сломал себе шею или ноги в какой-нибудь пропасти! Вообще, какого черта он все время разъезжает по этим грязным странам с их ужасными дорогами, нелепыми обычаями, плохой кухней, когда мы могли бы жить в Париже, в уюте, со всеми удобствами, без клопов, комаров и прочих гнусных тварей, от которых одни волдыри!

Летом – другое дело, само собой, можно поехать в Виль-д’Авре, в Ла-Сель-Сен-Клу4, в Фонтенбло, – нет, только не в Фонтенбло, там слишком много художников!5 – хотя лично я больше всего уважаю Париж. Сказано ведь: деревни – крестьянам, а вояжи – коммивояжерам, такая у них судьба. Это уже не смешно – бросить меня в трактире, чтобы я позеленел от скуки в этом городе, где, кроме развалин, и взглянуть-то не на что. Боже!

И что им неймется, этим господам, с их обломками, как будто новые добротные дома не в тысячу раз краше! Решительно, хозяин меня совсем не бережет. Да, я слуга, мой долг – служить, но у него нет никакого права заставлять меня киснуть в «Англетере»! Если с моим дорогим хозяином – а он, несмотря ни на что, хозяин добрый – случилась какая беда, то я не утешусь, пока не подберу места получше! Я бы охотно отправился на поиски господина Маливера, но куда идти? Кто знает, куда завела его фантазия? Может, в самые дикие и глухие места, в пропасти и болота? Господа ведь и их считают живописными и заносят приметы в свои блокноты, будто это самая что ни на есть достопримечательность! Ладно, даю ему еще три дня. Если не вернется, начну искать его, как потерявшуюся собаку, развешу на каждом углу объявления и пообещаю приличное вознаграждение тому, кто его найдет».

Будучи слугой современным и рассудительным, славный Джек свысока смотрел на верных слуг прошлого и посмеивался над собственной нешуточной встревоженностью. В глубине души он любил Маливера и был к нему привязан. И хотя слуга знал, что хозяин внес его имя в завещание и назначил сумму, которая обеспечит ему скромный достаток, Джек не желал Ги смерти.

Хозяин гостиницы тоже забеспокоился, но не о Маливере, а о лошадях, которых тот взял напрокат. Он то и дело оплакивал горькую судьбу таких бесподобных, таких надежных, таких красивых и послушных лошадок, и Джек, потеряв терпение, в конце концов с нескрываемым презрением сказал ему:

– Ладно! Если ваши клячи околели, вам заплатят.

После такого заверения к бравому Диамантопулосу сразу же вернулась его обычная невозмутимость.

Каждый вечер жена проводника, красивая и статная матрона, которая могла бы занять место кариатиды, что была похищена у Пандросы6 и заменена глиняной копией, приходила справиться, не вернулся ли ее муж Ставрос, один или с путешественником. Услышав в очередной раз отрицательный ответ, она садилась на камень неподалеку от гостиницы, снимала светлую накладную косу, которая, словно обруч, поддерживала ее черные волосы, затем трясла головой, подносила ногти к щекам, как будто хотела расцарапать их, испускала душераздирающие вздохи – в общем, театрально, в античном стиле, демонстрировала свое горе. На самом деле ей было все равно: Ставрос был плохим мужем и горьким пьяницей, в подпитии он нередко бил ее и денег домой приносил мало, хотя неплохо зарабатывал на иностранцах; просто приличия ради ей полагалось лить слезы и изображать отчаяние. Злые языки утверждали, что, пока муж пропадает неведомо где, «соломенная» вдовушка находит утешение в обществе красивого паликара с осиной талией, в фустанелле7 колоколом, на которую пошло никак не меньше шестидесяти метров тонкой плиссированной ткани, и красной шапочке с кисточкой на шнурке до середины спины. И на сей раз молва не ошиблась.

Ее горе, настоящее или мнимое, выражалось в хриплых рыданиях, напоминавших вой Гекубы8, эти звуки крайне досаждали неверующему, но слегка суеверному Джеку.

– Не нравится мне, – ворчал он, – эта женщина воет и воет, будто собака, чующая смерть.

И когда три дня, данные Маливеру, истекли, Джек заявил в полицию.

Полицейские предприняли активные поиски там, куда предположительно отправились Маливер и его проводник. Они обшарили все склоны и на одной из глухих тропинок нашли останки лежавшей на боку лошади без сбруи. Вороны расклевали ее труп уже почти наполовину. Пуля попала ей в плечо; судя по всему, животное свалилось сразу же вместе со всадником. Вся земля вокруг была вытоптана, как после драки, но прошло слишком много времени после предполагаемого нападения – вероятно, уже несколько недель. Полустертые дождем и ветром следы не давали возможности сделать однозначные выводы. В зарослях мастиковых деревьев по соседству с тропинкой сыщики нашли ветку, задетую пулей; ее сломанный конец повис и засох.

Неподалеку в поле разыскали пистолетную пулю. Похоже, жертва нападения пыталась защищаться. Чем закончилась схватка? Все говорило о том, что ее исход был роковым, поскольку Маливер и его проводник исчезли. Лошадь опознали. Это была одна из тех, что Диамантополус дал молодому французскому путешественнику. За неимением более точных данных следствие застопорилось. Никаких других следов преступников и их жертвы или жертв – так как, вероятно, пострадали двое – тоже не обнаружили. Путеводная нить оборвалась в самом начале.

Повсюду, куда только могло занести Маливера и Ставроса, разослали детальное описание их внешности. Но никто и нигде не видел ни того, ни другого. Их путешествие закончилось в горах. Возможно, разбойники затащили Маливера в одну из труднодоступных горных пещер, чтобы получить за него выкуп. Однако это предположение отпало почти сразу, потому что бандиты прислали бы кого-нибудь из своих в город и придумали, как передать Джеку письмо с условиями выкупа и с обычными для такого рода дел угрозами изувечить пленника в случае задержки денег или убить его в случае отказа. Ничего подобного не произошло. Никаких посланий с гор в Афинах не получали, разбойники не давали о себе знать.

Джека ничуть не прельщало возвращение во Францию, где его могли обвинить