Остап? Этот, говорят, работал грузчиком в порту, до глубокой старости таскал тяжеленные кули с мукой и сахаром, грузил баржи!»

Тем временем жена все приготовила, тихо позвала:

— Иди к столу, Сережа, чай готов.

Косачев встал, пошел было к столу, но вдруг что-то вспомнил, потянулся к портфелю.

— Да, чуть не забыл про духи. Возьми, твои любимые «Красная Москва».

— Спасибо, — сказала жена, тронутая его вниманием. — Стоило беспокоиться?

— Ты устала? — спросил Косачев, заботливо глядя на жену.

— Нисколько, — сказала она. — А ты?

— Малость есть, — признался Косачев. — Посплю, и все как рукой снимет. Вкусные штуки ты приготовила, все съем.

Клавдия Ивановна наконец решилась начать свой разговор.

— А без тебя тут приходили врачи, — осторожно сказала она. — И этот старенький Борис Захарович был. Все очень беспокоятся, говорят, тебе обязательно надо серьезно подлечиться.

— А ну их! — махнул он рукой в досаде. — Делать им нечего. Ахают, охают. Без них обойдусь!

— Напрасно ты так, Сережа, — ласково улыбнулась она. — Врачи не шутят. Может, и в самом деле пора тебе отдохнуть, годы твои уже какие и здоровье. Раньше говорили: большевики не уходят на пенсию, стоят на посту до последнего вздоха. Да ведь пост посту рознь, вон какую махину сколько лет тянешь! Пусть бы кто помоложе взялся.

— Я еще десятерых молодых за пояс заткну, — оборвал ее Косачев и громыхнул стулом, поднимаясь из-за стола. — Не слушай ты этих больничных шептунов, не пускай на порог и сама не ходи к ним. У врачей так мозги устроены, что, по их разумению, всякий человек — больной, ему все вредно: и пить, и есть, и ходить, и работать. Скучные люди!

Она не соглашалась, но не стала спорить. Почувствовала, что муж может взорваться, и замолчала. На этом и кончилась ее попытка обсудить домашние проблемы, поговорить о будущем, о судьбе девочек, о переезде в Москву.

Уснул он сразу крепким, глубоким сном и, вопреки своему обычаю, не проснулся в шесть часов. Часы пробили семь, он не реагировал. Тихо качался маятник, время приближалось к восьми, а Косачев крепко спал. Жена несколько раз подходила к постели, хотела разбудить, но не решалась.

Около восьми часов зазвонил телефон. Косачев проснулся, взял трубку. Говорил секретарь горкома Василий Павлович Астахов:

— Я все знаю, Сергей Тарасович, — сказал он Косачеву. — Мне уже звонили из Москвы. Дело серьезное, надо собирать партактив.

— Я уже договорился с Уломовым. Сейчас еду на завод.

— Когда прилетит уполномоченный из Москвы? — спросил Астахов, и Косачев понял по интонации, что секретарь горкома уже знает и об этом. — Кажется, Пронин?

— Да, Пронин, — подтвердил Косачев. — Думаю, прилетит в ближайшие дни.

— Добро, — сказал Астахов. — Держите меня в курсе. Буду часто наведываться на завод.

3

Весть о том, что заводу поручено важное правительственное задание, разнеслась с молниеносной быстротой. Ни в печати, ни по радио не было никаких сообщений, никто из должностных лиц нигде не делал публичных заявлений, а уже к утру об этом знали все рабочие на заводе. К вечеру того же дня о делах трубопрокатчиков заговорил весь город.

В автобусах и трамваях обязательно кто-нибудь добродушно выкрикивал:

— Эй, водитель, быстрее жми, трубопрокатчиков везешь. Деликатнее на поворотах, не растряси.

В столовой говорили:

— Пропустите их без очереди: трубопрокатчики.

Ночью выпал обильный снег, и днем над белым городом все кружились легкие пушистые снежинки. Надвигались суровые морозные дни.

Накануне партактива прилетел Пронин. Заехал на несколько минут в гостиницу, сразу же отправился на завод, чтобы осмотреть все на месте, ознакомиться с состоянием дела.

Косачев позвал Водникова, Поспелова, Уломова и других инженеров, представил их Пронину, предложил всем отправиться на осмотр заводской территории и цехов.

— В Москве потеплее. Хоть и снег, а морозов нет, — заметил Пронин, проходя через двор, щурясь от света.

— Это еще не холод. Однако настоящий мороз не за горами, — сказал Косачев.

Пронин нагнулся, взял горсть снега, слепил снежок, кинул в глухую каменную стенку.

— Звенит! В лес бы сейчас, на лыжи.

Инженеры оживились, заулыбались.

— Придется, Иван Николаевич, менять московскую шляпу на нашу зимнюю шапку, — пошутил Водников. — Мороз у нас проворный, зазеваешься, уши оторвет.

— А красота-то какая — наша зима! — хвалился Уломов. — Для человеческого организма в сто раз здоровее южной жары. Бодрый, чистый воздух.

Пронин шел не спеша, смотрел по сторонам, внимательно приглядывался ко всему.

— Послушайте, Сергей Тарасович, когда же вы успели соорудить такую громадину? Помнится, тут была весьма скромная постройка. — Он с приятным удивлением смотрел на высокий фасад цехового здания.

— Мы не сидели сложа руки, — похвастался Косачев. — И все за счет внутренних резервов, учтите! Своими силами, и неплохо, как видите.

Экспериментальный трубоэлектросварочный цех поразил Пронина. Он и не предполагал, что на заводе за последние годы произошли такие большие изменения. Особенно внимательно и придирчиво осматривал он станы и оборудование. Кое-кто из рабочих и техников узнавал Пронина.

— Здравствуйте, Иван Николаевич.

— Доброго здоровья, товарищ Пронин.

Но знакомых было не так уж и много, в цехе работали новые люди, большинство молодых.

Косачев и Пронин шли по пролетам, поднимались по переходам, снова спускались и опять шагали вдоль станов, где налаживали изготовление полуцилиндров и сварку труб.

— Интересно! — сказал Пронин, осмотрев полуцилиндры. — Признаться, я очень сомневался, что у вас так сильно подвинулось дело. Думал, стоите на первой ступени кустарного начинания. Кто этим больше всего занимается?

— Все понемногу, — объяснил Косачев. — Раз широкого листа нет, нужда заставила самим искать выход, изобретать.

— Интересно! Интересно!

Пронин заглядывал всюду, не хотел упустить никакой мелочи. Ничего не хвалил и не ругал.

— До всего дошли своим умом, — пытался комментировать Водников, стараясь помочь Пронину разобраться.

Сергей Тарасович покосился на главного инженера, глухо откашлялся: не суйся, мол, с рассуждениями, подожди!

Осмотрев завод, Косачев и Пронин возвращались в заводоуправление. До начала партактива еще оставалось время.

— Пообедаем? — предложил Косачев, желая угостить уполномоченного перворазрядным заводским обедом.

— Пожалуй, я не против, пора подкрепиться, — согласился Пронин. — Зайдем в буфет?

— Зачем буфет? Здесь рядом небольшая столовая, — сказал Косачев. — Можно спокойно посидеть, потолковать о делах, сочетать приятное с полезным. Пройдем в кабинет, разденемся и покурим, пока накроют на стол.

Сняв пальто и согревая руки, Пронин обратил внимание на удивительный аквариум, подошел к прозрачным зеленоватым стеклам.

— Ваша идея? Помнится, раньше этого не было.

Косачев, довольный и польщенный похвалой, охотно стал рассказывать об аквариуме:

— Это моя слабость, Иван Николаевич. Люблю воду и рыб. Иной раз так потянет на речку или на озеро, хоть бросай все дела. Да разве бросишь? За последние двадцать пять лет, считай, ни разу не