– И что, ни армия, ни там, ну не знаю, Скотланд-Ярд…

– Армия была уничтожена в первые минуты. Как и повсюду. Остальные организации просто отменили. Объявили в прессе. И все. Все последовали новым правилам. Это у вас Альфу несколько недель били по всей стране. Но все равно – итог везде один. Тихо.

– И что? – я в который раз задал вопрос, не надеясь получить ответа. – Пришел конец Земле? Нам всем конец?

– Ну, мы живем, и все у нас есть. И не толстеем с голоду, – тоже мне, оптимист.

– Не пухнем. И что, это жизнь? Девки твои вон, от брикета, как от марафету скопытились. Ты подумай, что будет через год на такой жратве? А на улицу выйди? Там только тени, а не люди. Ты мне скажи, хоть что-то на Земле осталось не уничтоженное? Хоть клуб филателистов, или там собирателей перьев от авторучек.

– Нет, ничего не осталось, – грустно ответил Шон. – Я прекрасно тебя понимаю. Я тоже не хочу такой жизни. Ведь через неделю меня обратно отзовут домой. На общие работы. Ротация… Буду я, как ты, в сафари на хомяков участвовать.

– А ты откуда знаешь?

– У меня доступ к главному компьютеру есть… Нет, не думай, – поспешил остановить мой очевидный вопрос, – я могу только проверить, кто и где работает. Чтобы потом статистику составлять.

– А ты знаешь, – я почему-то перескочил на совершенно не связанную со спором тему, – я до этого с ролевиками в ТАКИЕ игры играл. Вот время было…

– Ролевиками? – Шон, похоже, впервые услышал это слово. – Это куда?

– Не куда, а как! – тоже мне, темнота. – Мы одежды шли, сказочные и разыгрывали фантастические миры. И только там можно было быть самим собой, это был просто какое-то наваждение, я сам туда случайно попал, но те мгновения, когда я вдруг становился тем, кем хотел, делали меня…

– А, я понял! У нас тоже такое есть! – не очень вежливо перебил меня Шон. – Это у нас называется «униформисты». Заказывают старинные костюмы и соревнуются, кто точнее воспроизведет. Очень увлекаются, я слышал. Но дорого.

– Все у вас дорого, – ну что они за народ? – Все на деньги, а дело не в деньгах и не в том, как ты стежок на бурнусе воспроизвел. И с деревянным мечом в руках можно почувствовать себя рыцарем Айвенго.

– С деревянными мечами играют дети, – Шон, казалось, ничего не понимал. – А вы, взрослые мужчины, бегали с палками и изображали из себя магов?

– И рыцарей, и эльфиек и кого угодно!

– Мужчины изображали эльфиек? Это же… Или у вас педерасты участвовали? – Он очень так серьезно спросил. – Тогда это хорошие игры. Политкорректные. Все равны.

– Слушай, – он меня совсем сбил с толку, – у вас, в Америке, есть хоть какое-либо дело, в котором вы не начинаете отстаивать права педиков и арабских радикалов?

– Я из Британии, – обиделся Шон.

– Один черт, – я нарочно сказал «Америка», – гамбургер гамбургеру котлету не выклюет.

– Я не очень хорошо понял про фастфуд, – а Шон не обижался и продолжал спор, – но тебя я понимаю. Вы в эти игры играли, чтобы уйти от рутины жизни. Занимались эскейпизмом?

– Нет, до такого не доходило, хоть я и не знаю что такое эскейпизм.

– Ну… уход от реалий.

– Мы не уходили от реалий! – я все ещё пытался оправдать увлечения ролевками некими рациональными понятиями. – Мы наоборот, старались в свой мир прийти. Мы были сами собой!

– Ты думаешь что мир, в который вы уходили, реальный? – даже у политкорректного Шона вопрос вышел очень издевательским.

– Я хочу верить, что мир, в котором торжествует доброта и правда, честь и ум – реальный. Я хочу верить, что мир, в котором рыцарская доблесть в чести – реальный. Я хочу верить, я верю, наконец, что мир, в котором любовь, – и тут я уж не знал, что дальше говорить…

У меня пропало всякое желание спорить, возражать и вообще думать, о чем-либо. Но Шон не унимался.

– Конечно, такой мир существует! Только он существует там, где есть маги и эти… Эльфийки. Как же без них? Иначе кто же будет гарантом всего этого кодекса чести и всяких ваших правил? Неужели тебе непонятно, что не в силах человека существовать так. Натура человека столь ничтожна, что сразу найдется какой-нибудь судья, который докажет, что кодекс чести – это удел только избранных, что мерзавца нельзя наказать, это будет покушение на права личности. Что я тебе объясняю! Ты знаешь, во что превратилась страна короля Артура. Пойми, человек ничего не может сделать против обстоятельств и основного течения развития.

– Человек может все, – я в который раз проговорил эту формулу.

– Как ты можешь такое говорить? – Шон даже вскочил. – Человек ничего не может! Он даже понять не может, зачем он нужен, а что уже говорить о том, чтобы изменить что-то в его бытие? Ты можешь хоть что-то сделать? Ты даже не можешь разбудить этих, как это будет по-вашему…whors. Хоть одну разбудить можешь? – Шон был слишком озабочен своими подругами, что не мог о них забыть даже в таком, как мне казалось, важном споре.

– Да что их будить? – с необоснованной бравадой заявил я.

Я подобрал на столе кусок недогрызенного брикета и кинул в открытую дверь кухни. В комнате раздалось легкое постукивание по стенкам и полу.

– Вот сейчас на запах сползутся, – пошутил я. – А вот, Шон, у тебя было какое-нибудь увлечение, ну хобби?

Шон молчал. Он смотрел в дверной проем каким-то странный взглядом. Я оглянулся. В двери стояла та, которая говорила, что её зовут Альбина. Она была сонная и совершенно голая. Как манекен.

– Звали, мальчики? – вопросила Альбина.

Если б она была одета, ну, или почти одета, возможно, реакция была бы и другая. Но тут, почему-то одновременны, мы замычали:

– Нет, нет, тебе показалось, иди спать.

– А выпить, с брикетом, нету больше? – спросила Альбина и почесалась. Ну, в общем, в приличном обществе там не чешутся.

– Нету, нету, – поспешил ответить Шон.

– Ну и черт с вами, – сонно проговорила девушка и вернулась в комнату.

– Вот тебе визит прекрасной дамы, – резюмировал Шон. – Но ты её все-таки разбудил. Хотя, конечно, это была неправильная просьба. Но ты должен понять, что вся твоя магия – это кидание сухим брикетом. Не серьезно. Какая магия такая и жизнь.

– А нечего провоцировать, – мне стало смешно.

Мы стали смеяться, а потом просто ржать. Как два жеребца. А тут еще Шон передразнил, как эта Алла чесалась.

Потом Шон спросил не к месту:

– А ведь даже твоих коллег по этим театральным играм не осталось, – подумал и добавил, – они, наверное, остались, но уже никогда не смогут собраться. Нет организации, системы!

– Да какая организация? – вот, зануда. – Мы же не по списками и указаниям собирались, нам нравилось. Это было, прости за возвышенный стиль, веление души. А кто его может убить в человеке?