– Ты говорила, что пишешь стихи в стиле хип-хоп, – напомнила она. – О чем, если не секрет? О религии?

– Нет, о любви, – рассмеялась Мона. – Как и все стихи. Ну, может, в моих есть еще и немного злости. Слишком много несправедливости и лжи вокруг. Об этом я не забываю ни на минуту, и…

Оглушительный взрыв смеха не дал ей договорить. Бойфренд Ширин и еще один студент соревновались, кто выпьет больше эля. Перед каждым поставили по огромному бокалу, увенчанному шапкой пены. Парень Ширин осушил свой бокал первым. В мокрой рубашке, с застывшей улыбкой на лице, победитель под ликующие крики друзей припал к губам своей подружки мокрыми от пива губами. Но вдруг, почувствовав неодолимый приступ тошноты, он прервал поцелуй и опрометью бросился прочь.

– Думаю, мне лучше уйти, – сказала Мона.

– Я пойду с тобой, – откликнулась Пери.

Нет, в отличие от Моны, она не испытывала возмущения, глядя, как другие накачиваются алкоголем и теряют контроль над собой. Но ей тоже было не по себе. Всякий раз, сталкиваясь с бьющим через край весельем, она чувствовала, что не может его разделить, и, подобно улитке, спешила спрятаться в свою раковину.

* * *

Когда Пери и Мона, никем не замеченные, вышли из паба, уже стемнело, в небе взошла луна. Пройдя под мостом Вздохов, они пошли вдоль тускло освещенных вечерних улиц.

– Не понимаю, зачем Ширин меня пригласила? – спросила Мона.

– Ну, она любит заводить новых друзей, – ответила Пери не слишком уверенно, задавая себе тот же вопрос.

– Тут все не так просто, – покачала головой Мона. – Мы с ней знакомы довольно давно, но мне всегда казалось, что я чем-то раздражаю ее. Может, своим платком. – (Вспомнив, как Ширин смотрела на платок ее матери, Пери решила промолчать.) – Даже если так, мне все равно, – заявила Мона. – Но с чего бы вдруг ей набиваться мне в друзья? – Лицо Моны просияло от гордости. – Думаешь, у меня паранойя?

– Нет, – успокоила ее Пери. – Ну разве что чуть-чуть? Уверена, вы подружитесь.

– Ладно, там видно будет, – пробормотала Мона. – Ширин все время твердит, что я должна записаться на семинар профессора Азура.

– Правда? – Пери внезапно напряглась, словно ее тело почувствовало опасность, которую не мог распознать мозг. – Мне она говорит то же самое. Каждый день повторяет: иди к Азуру.

– Значит, я не единственная… – В голосе Моны послышалось легкое разочарование. Она указала в сторону Терл-стрит. – Мне туда.

– Ну пока. Доброй ночи.

– Тебе тоже, подруга, – сказала Мона. – Нам надо чаще видеться.

Она пожала руку Пери обеими руками и исчезла в темноте.

* * *

Снова оставшись наедине со своими мыслями, Пери свернула на Брод-стрит. На другой стороне улицы, в желтоватом свете уличных фонарей, она увидела бродяжку, толкавшую перед собой ржавую детскую коляску, нагруженную разным тряпьем, картонными коробками и полиэтиленовыми пакетами. Вечная странница, идущая в никуда. Пери пригляделась к женщине повнимательнее. Замызганная, прилипшая к телу сырая одежда, волосы, измазанные грязью и чем-то похожим на кровь. Продолжая разглядывать нищенку, Пери заметила мозоли на ее ладонях, багровый синяк на правой щеке, мешки под глазами. В Стамбуле такие опустившиеся люди встречались сплошь и рядом. Одни прятались в укромных углах, другие выходили на оживленные улицы, выпрашивая еду и деньги. В Оксфорде бездомные тоже попадались, хотя и гораздо реже, чем в Стамбуле, только видеть их в этом утонченном безмятежном городе было как-то диковато.

Охваченная необъяснимым любопытством, Пери пошла вслед за бродяжкой, передвигавшейся мелкими неуверенными шажками. Ветер изменил направление, и в ноздри Пери ударила жуткая вонь – смесь мочи, экскрементов и пота.

Нищенка что-то бурчала себе под нос, как будто разговаривала с невидимым собеседником.

– Сколько раз тебе повторять, черт тебя дери? – донеслось до Пери.

Поджав губы, нищенка ждала ответа, который, как видно, позабавил ее, потому что она захихикала. Тем не менее голос ее был полон ярости.

– Нет, паршивец!

Пери вдруг почувствовала, как ее захлестывает невыносимая печаль. Что отделяло ее – студентку со светлым будущим – от этой женщины, не имевшей ничего? Где пролегает та невидимая черта, которую так боится переступить всякий, кто мнит себя уважаемым членом общества? Черта, за которой обрывается мир, – так, как это представлялось морякам древних времен, считавшим землю плоской. А граница между нормой и безумием – разве ее можно считать нерушимой? Пери вспомнила слова ходжи, к которому мать водила ее в детстве. Возможно, он прав и она действительно уязвима перед силами тьмы.

Внезапно нищенка остановилась и обернулась. Взгляд ее пронзил Пери насквозь.

– Ты меня ищешь, дорогуша? – усмехнулась она, обнажив ряд желтых прокуренных зубов. – Или ты ищешь Бога?

Пери побледнела и покачала головой, не зная, что ответить. Потом сделала шаг вперед и протянула бродяжке несколько монет, которые давно сжимала в ладони. Пальцы нищенки высунулись из длинного рукава пальто и схватили деньги так стремительно, как ящерица хватает насекомое, сидящее на зеленом листике.

Круто развернувшись, Пери бросилась в сторону своего колледжа. Страх терзал ее душу, и, хотя с каждым шагом расстояние между ней и бродяжкой становилось все больше, она ощущала странное родство с ней и не могла избавиться от этого чувства.

* * *

В ту ночь Пери читала допоздна. Если бы она смотрела не в книгу, а в окно, то увидела бы любопытную сцену. Ширин, забывшая ключи от ворот, скинула туфли на высоком каблуке, потом, опираясь на руки своего изрядно набравшегося бойфренда, перелезла через двенадцатифутовую стену, приземлилась на клумбу, испачкав землей белые джинсы, вскочила и принялась стучать в одно из окон первого этажа. При этом она заливалась смехом и напевала какую-то заводную персидскую мелодию.

Оксфорд, 2000 год

В Оксфорде не было недостатка в пабах и кафе, не слишком обременительных для скромного студенческого бюджета, и все же Пери посещала подобные заведения крайне редко. Хотя здесь было не меньше сотни клубов и сообществ, членом которых она могла бы стать, она решила не вступать никуда, даже в Общество феминисток. Надо как можно больше времени уделять учебе, решила она, и отказаться от всего, что отвлекает от занятий. Включая парней. Влюбленность влечет за собой душевное смятение; расставание влечет смятение еще более мощное. На все эти чувства и переживания придется потратить уйму сил, а на обеды, ужины, прогулки, бесконечные ссоры по самым ничтожным поводам и сладостные примирения – уйму времени. Все это очень изматывает. Словом, Пери ни с кем не хотела сближаться, это требовало слишком больших затрат. Она приехала в Оксфорд учиться, а не крутить романы. К дружбе тоже следовало относиться с осторожностью. Как и любовь, она отнимала много времени и претендовала на ее душевный покой. Кандидатов в возможные бойфренды и подруги вокруг было предостаточно, но Пери старательно избегала близких отношений с кем бы то ни было. Жизнь ее проходила под девизом: «Учиться, учиться и еще раз учиться», и с твердостью, неожиданной для столь юной девушки, она не отступала от этого девиза ни на шаг, сжимая себя в тисках железной дисциплины.