ты, как я люблю тебя,

Ко мне бы ты на крыльях долетела.

Отныне были б мы вдвоем везде,

Метель твоим бы голосом мне пела,

И отраженьем в ледяной воде

Твое лицо бы на меня смотрело.

Когда бы знала ты, как я тебя люблю,

Ты б надо мной всю ночь, до пробуждены!

Стояла тут, в землянке, где я сплю,

Одну себя пуская в сновиденья.

Когда б одною силою любви

Мог наши души поселить я рядом,

Твоей душе сказать: приди, живи,

Бесплотна будь, будь недоступна взглядам,

Но ни на шаг не покидай меня,

Лишь мне понятным будь напоминаньем:

В костре – неясным трепетом огня,

В метели – снега голубым порханьем.

Незримая, смотри, как я пишу

Листки своих ночных нелепых писем,

Как я слова беспомощно ищу,

Как нестерпимо я от них зависим.

Я здесь ни с кем тоской делиться не хочу,

Свое ты редко здесь услышишь имя.

Но если я молчу – я о тебе молчу,

И воздух населен весь лицами твоими.

Они кругом меня, куда ни кинусь я,

Все ты в мои глаза глядишь неутомимо.

Да, ты бы поняла, как я люблю тебя,

Когда б хоть день со мной тут прожила незримо.

. . . . . . . . . . . . . . .

Но ты и этот год встречаешь без меня…

1943

«Первый снег в окно твоей квартиры…»

Первый снег в окно твоей квартиры

Заглянул несмело, как ребенок,

А у нас лимоны по две лиры,

Красный перец на стенах беленых.

Мы живем на вилле ди Веллина,

Трое русских, три недавних друга.

По ночам стучатся апельсины

В наши окна, если ветер с юга.

На березы вовсе не похожи –

Кактусы под окнами маячат,

И, как всё кругом, чужая тоже,

Женщина по-итальянски плачет.

Пароходы грустно, по-собачьи

Лают, сидя на цепи у порта.

Продают на улицах рыбачки

Осьминога и морского черта.

Юбки матерей не отпуская,

Бродят черные, как галки, дети…

Никогда не думал, что такая

Может быть тоска на белом свете.

1944, Бари

«Вновь тоскую последних три дня…»

Вновь тоскую последних три дня

Без тебя, мое старое горе.

Уж не бог ли, спасая меня,

Затянул пеленой это море?

Может, в нашей замешан судьбе,

Чтобы снова связать нас на годы,

Этот бог для полета к тебе

Не дает мне попутной погоды.

Каждым утром рассвет, как слеза,

Мне назавтра тебя обещает,

Каждой полночью божья гроза

С полдороги меня возвращает.

Хорошо, хоть не знает пилот,

Что я сам виноват в непогоде,

Что вчера был к тебе мой полет

Просто богу еще неугоден.

1944, Бари

Летаргия

В детстве быль мне бабка рассказала

Об ожившей девушке в гробу,

Как она металась и рыдала,

Проклиная страшную судьбу,

Как, услышав неземные звуки,

Сняв с усопшей тяжкий гнет земли,

Выраженье небывалой муки

Люди на лице ее прочли.

И в жару, подняв глаза сухие,

Мать свою я трепетно просил,

Чтоб меня, спася от летаргии,

Двадцать дней никто не хоронил.

Мы любовь свою сгубили сами,

При смерти она, из ночи в ночь

Просит пересохшими губами

Ей помочь. А чем нам ей помочь?

Завтра отлетит от губ дыханье,

А потом, осенним мокрым днем,

Горсть земли ей бросив на прощанье,

Крест на ней поставим и уйдем.

Ну, а вдруг она, не как другие,

Нас навеки бросить не смогла,

Вдруг ее не смерть, а летаргия

В мертвый мир обманом увела?

Мы уже готовим оправданья,

Суетные круглые слова,

А она еще в жару страданья

Что-то шепчет нам, полужива.

Слушай же ее, пока не поздно,

Слышишь ты, как хочет она жить,

Как нас молит – трепетно и грозно

Двадцать дней ее не хоронить!

1944

Музыка

1

Я жил над школой музыкальной,

По коридорам, подо мной,

То скрипки плавно и печально,

Как рыбы, плыли под водой,

То, словно утром непогожим

Дождь, ударявший в желоба,

Вопила все одно и то же,

Одно и то же все – труба.

Потом играли на рояле:

До-си! Си-до! Туда-сюда!

Как будто чью-то выбивали

Из тела душу навсегда.

2

Когда изобразить я в пьесе захочу

Тоску, которая, к несчастью, не подвластна

Ни нашему армейскому врачу,

Ни женщине, что нас лечить согласна,

Ни даже той, что вдалеке от нас,

Казалось бы, понять и прилететь могла бы,

Ту самую тоску, что третий день сейчас

Так властно на меня накладывает лапы, –

Моя ремарка будет коротка:

Семь нот эпиграфом поставивши вначале,

Я просто напишу: «Тоска,

Внизу играют на рояле».

3

Три дня живу в пустом немецком доме,

Пишу статью, как будто воз везу,

И нету никого со мною, кроме

Моей тоски да музыки внизу.

Идут дожди. Затишье. Где-то там

Раз в день лениво вспыхнет канонада.

Шофер за мною ходит по пятам:

– Машина не нужна? – Пока не надо.

Шофер скучает тоже.