Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Очень может быть, очень может быть, — засмеялась Машка.
Когда она ушла в туалет, я залезла в комод, где она среди всякой дребедени хранила документы, и нашла загранпаспорт. Я была уверена, что Машка не хватится его, потому что знала: в этом году она не планировала поездку за рубеж. Сунув паспорт подруги в свою сумочку, я уселась на пол перед кофейным столиком и разлила по бокалам остатки вина.
— Вино кончилось, — показала я ей на пустые бутылки.
— Еще?
— Вообще-то, завтра рабочий день.
— Вообще-то, кто-то обещал прийти ко мне на выходных, но был слишком занят, — саркастично приподняла она бровь.
— Я знала, что ты не осудишь, — засмеялась я.
— Осудить то, что моя единственная подруга предпочла встрече со мной горячие объятия Островского? Ни за что! — заржала она. — В общем, за это надо выпить!
Глава 40
В среду вечером мне позвонил Спартак и сказал, чтобы завтра в двенадцать я была в аэропорту. Не сказал, а буквально приказал. Ни здравствуй, Лада, ни до встречи, Лада. Просто сухое: «Завтра в двенадцать вылетаем». И отключился.
Меня это взбесило. Это что же получается? Если я с ним переспала, то теперь он будет вести себя как ему вздумается? Я, конечно, понимала, что он переиграл свои деловые планы, чтобы выкроить время и отвезти меня в Феодосию на мини-каникулы, но это не значит, что теперь я была готова терпеть любой тон в свой адрес. Он делал мне одолжение? Но разве я просила? Нет, меня это определенно не устраивало. Я слишком долго терпела неуважительное к себе отношение со стороны Костика. Терпеть подобное от любовника я не собиралась. Будь он трижды три так богат, как Островский.
Я накручивала себя и накручивала, злилась, ругалась, анализировала, пыталась успокоиться, отчего злилась ещё сильнее. Поэтому к тому моменту, как я оказалась в аэропорту, я взвинтила нервы до предела.
Вежливая бортпроводница, встретившая меня у входа в вип-зону, проводила меня на борт самолета. Оказалось, что Спартак ещё не приехал. Это лишь подлило масла в огонь.
Усевшись в кресло, я пристегнулась и уставилась в иллюминатор. Спартак появился минут через десять.
— Лада, — улыбнулся он как ни в чем не бывало.
— Спартак Александрович, — поздоровалась я и снова вперилась взглядом в окно.
Краем глаза я уловила, как Спартак вопросительно приподнял бровь, но решила проигнорировать его.
Он молча сел рядом, и вскоре пилот объявил, что самолёт готов ко взлету. Через некоторое время все вокруг завибрировало, и воздушное судно покатилось по взлетно-посадочной полосе. Я вжалась в сиденье, зажмурившись. Тут же я почувствовала, как пальцы Спартака переплелись с моими. Он, оказывается, не забыл, что я боюсь летать. Заупрямившись, я попыталась высвободить руку, но Спартак лишь крепче стиснул мою ладонь.
Когда мы взмыли в воздух и нам дали добро на то, что можно свободно перемещаться по салону, Спартак отстегнулся и, развернув меня за подбородок к себе, спросил:
— Ты злишься из-за того, что я два дня тебе не звонил?
— Нет, — процедила я сквозь зубы.
— Тогда в чем дело? — нахмурился он.
— В том, что не нужно разговаривать со мной так, будто я одна из твоих девочек на побегушках.
— Не понял? — По глазам я видела, что он и правда не понимал.
— Вчера, когда ты позвонил мне, ты просто поставил меня перед фактом. Лада, будь завтра в двенадцать в аэропорту! Это звучало… Это звучало унизительно!
— Унизительно?
— Да, будто теперь со мной не нужно ни здороваться, ни быть вежливым. Мол, теперь я и так буду бежать по первому зову.
Я увидела, что он расслабился, а в глазах появились смешинки.
— В твоей голове столько дури, Лада.
— Дури? — взвилась я. Каков нахал!
— Да. — Он потянул меня к себе и тут же впился поцелуем в мои губы. — Прости, что не был достаточно вежлив, — сказал он, когда прервал поцелуй. — У меня вчера был сумасшедший день, пришлось решать кучу вопросов, менеджер накосячил, в одном из цехов сломалось оборудование. В общем, все одно к одному. Я даже не подумал, что ты могла воспринять мой звонок как-то вот так.
— А я восприняла. — Мне вдруг стало стыдно за саму себя. — Извини, — тоже попросила я прощения.
— Извинения не принимаются. — Я удивленно вскинула на него глаза. — Думаю, мы оба повели себя неправильно. Ты сейчас, а я вчера.
— И что же делать?
— Во-первых, перестать извиняться, потому что, как известно, словами не поможешь, — лукаво улыбнулся Спартак.
— А во-вторых?
— А во-вторых, делом доказать, что мы друг друга неправильно поняли, что оба виноваты и оба готовы загладить вину.
— Я не понимаю…
— Сейчас поймёшь.
Он отстегнул мой ремень безопасности и утянул в центр салона на удобный кожаный диван, где тут же привлёк меня к себе и начал покрывать моё лицо и шею поцелуями.
— Несколько дней не видел тебя и безумно соскучился, — приговаривал он, совершенно не стесняясь засовывая руки мне под платье. — И что я вижу? Вместо моей мягкой и сладкой женщины, сидит какая-то фурия, которая готова меня испепелить взглядом.
— И ты, конечно же, подумала: «Начинается! Эта женщина собралась выносить мне мозги, хотя я ясно дал ей понять, какого рода у нас будут отношения», — шептала я прерывисто между поцелуями.
— Именно так и подумал, но ты в очередной раз меня удивила. Прости, Ладушка, я не хотел показаться грубым или, не дай бог, пренебрежительным.
Его рука скользнула по бедру и накрыла кружево трусиков.
— Отпусти! — пискнула я.
— Хочу тебя прямо сейчас!
— С ума сошёл? А что, если бортпроводница войдёт?
— Не войдёт, я ей дал четкие инструкции не беспокоить нас. — Его пальцы отодвинули ткань и скользнули мне между ног.
— Ты сумасшедший.
— Нет, я просто делаю, что хочу.
Я перестала делать вид, что сопротивляюсь и, нащупав ремень его брюк, тут же расстегнула его.
— Вот, сегодня воспользуемся этим, — он достал из кармана пиджака презервативы.
Я была не против, ведь душ тут принять не будет возможности. Кроме поцелуев, не было никакой прелюдии. Я помогла Спартаку надеть презерватив, раскатав его пальцами по твёрдому члену, и тут же, стянув с себя трусики, села сверху.
— Господи, какая же ты у меня горячая, — простонал Спартак.
Я впилась в его губы, требовательно завладев его языком, всасывая его в себя, обводя по кругу своим, и тут же задвигала бёдрами, заставляя Спартака глубже входить в меня. Голова