А мальчишка все спускался, приплясывая по крутому спуску, отбивая немыслимую чечетку, и белая пыль взлетала у него из-под каблуков, и он что-то кричал во весь голос, очень звонко, и очень весело, и очень торжественно, – как песню или как заклинание, – и Рэдрик подумал, что впервые за все время существования карьера по этой дороге спускались так, словно на праздник. И сначала он не слушал, что там выкрикивает эта говорящая отмычка, а потом как будто что-то включилось в нем – и он услышал:

– Счастье для всех!.. Даром!.. Сколько угодно счастья!.. Все собирайтесь сюда!.. Хватит всем!.. Никто не уйдет обиженный!.. Даром!.. Счастье! Даром!..»

Иногда, остановившись перед статуями, я расшифровывал просьбу о здоровье подробнее: «Я не прошу бессмертия, я прошу быстрой и безболезненной смерти, когда придет мое время. Я не хочу жить в страхе, прислушиваясь к себе, к странному кашлю, подозрительным болям, необычному стулу… Я не хочу в один черный момент осознать: все, пошел обратный отсчет… Не хочу беспомощности и отчаяния… Хочу быть активным и азартным до конца!»

Чем дальше вглубь Тибета, тем тяжелее становились бытовые условия, и так исходно достаточно скромные. Еда однообразная – китайская лапша или рис; если бы не припасенные сало и ветчина, было бы совсем скучно! Был и виски, взял бутылку – знаю, что в походе под снегом и дождем иногда бывает просто необходимо глотнуть! Но нет: высокогорье алкоголь не приемлет, неприятно было на бутылку даже смотреть, а в рюкзак в горы я ее даже и не брал. Спать приходилось в так называемых гестхаузах: разных размеров помещения с кроватями (от двух до десяти), матрасы и одеяла – сырые, свалявшиеся и дурно пахнущие. Мы брезгливо сбрасывали их на холодный и давно не мытый пол и стелили свои спальники. Туалет – вот можно я не буду про туалет?! Мечтал об одном: чтобы у меня случился многодневный запор! В общем, воды нет, электричества нет (говорят, что включают, но нам не везло, как правило), зато интернет везде – 4GM!

И вот последняя ночь перед Кайласом. Не доезжая до места выхода 20 километров, мы свернули к Священному озеру Машиноковар. У тибетцев и индусов оно почитается наравне с Кайласом. И действительно: живописное пресное озеро в обрамлении горных вершин с множеством разноцветных уток-огари на берегу. Считается, что если окунуться в него, смоются грехи. Обычно тут множество паломников из Индии, и китайские власти запретили в озере купаться – нечего нам тут загрязнять! Но на наше счастье мы были в огромном гестхаусе (просторный сарай на берегу с рядами коек) совершенно одни – я уже упоминал о трудностях получения разрешения на посещение Тибета, – т. е. я, сын, сопровождающий и водитель – и больше никого.

Я сразу пошел на берег с твердым намерением окунуться (что нам, русским, чьи-то запреты?!). Было пасмурно и прохладно, дул сильный ветер и бил косой дождь. На севере просто нависла мрачная огромная черная туча. Я пошел вдоль берега, подгоняемый ветром в спину, – думал отойти подальше, чтобы никто мне не помешал окунуться.

Меня сейчас постоянно спрашивают: «А что ты на Тибете чувствовал? Это правда место силы? Чудеса были?» («Что там было? Как ты спасся?» – каждый лез и приставал).

Так вот, тогда на берегу я и правда почувствовал всю необычность этого места. Я разделся и быстро окунулся в озеро. Вода показалась на удивление теплой (на самом деле 8 градусов, как оказалось потом). Я вышел, вытерся рубашкой – и тут ветер внезапно стих. Огромная черная туча, загораживавшая полнеба, стала таять на глазах – и вдруг передо мной предстал Кайлас! Белоснежный, правильной пирамидальной формы, он просто светился на фоне внезапно просветлевшего неба! Я забыл, что до него 20 километров и невольно сделал несколько шагов навстречу. Только не смейтесь: Кайлас мне показался прекрасной девушкой, снявшей свои одежды специально для меня! Я стоял, как завороженный, не сводя с него глаз. Через какое-то время Кайлас стал затуманиваться, растворяться, и вскоре его опять закрыло далеким туманом. Я стоял почему-то совершенно опустошенный. Дождик перестал, черные тучи ушли, и небо было сплошь в белых кудрявых облаках, через которые местами проглядывала голубизна. Я пошел обратно к гестхаусу, удивляясь своему чувству какой-то подавленности. Нет, наверное, не подавленности, а какой-то светлой грусти. Я еще раз обернулся туда, где был Кайлас, и замер: на этом месте повисла радуга! Кайласа не было видно за облаками, но какое это было облако! Вы найдете это фото в моем Инстаграме. Это было четкое человеческое лицо, которое смотрело сверху вниз на радугу. Мы все порой видим в облаках лица людей и фигуры животных, это даже имеет какой-то термин в психиатрии, но тут было просто, как на картине, с мельчайшими деталями! Грусть прошла, и меня переполнил восторг. Меня стало даже трясти, и на глазах появились слезы. Я уже перестал анализировать, что со мной, и просто упивался необыкновенным чувством. Постепенно оно начало сходить на нет, радуга и облако давно исчезли, и стало отчетливо темнеть. Я вернулся в сарай гестхауса, твердо теперь зная, что Кайлас меня принял и что предстоящий поход окончится удачно.

Когда вошел, тибетец-сопровождающий спросил: «Видел радугу? Я сколько лет сюда езжу, но вижу ее тут первый раз!» Я только усмехнулся в ответ с видом человека, который кое-что об этом знает, но говорить не хочет.

И вот выход в трехдневный пеший поход. Не жарко и не холодно – где-то плюс пять, тучки обещают дождик, но выглядят добродушно. Тропа идет ровно, без видимого подъема, и кажется, что предстоящие 57 километров вокруг Кайласа будут легкой прогулкой. Рядом идут яки, несущие чью-то поклажу. Нам организаторы тоже обещали яка для переноски спальников, еды и запасных вещей. В итоге яка для нас не оказалось; дали носильщика, но он отказался брать более 7 кг! Тогда наш сопровождающий быстро сообразил, что может подработать, и предложил: «Уж семь-то килограммов я и сам вам понесу, а вы мне заплатите столько, сколько собирались заплатить носильщику!» На том и сошлись. Через пару часов мой рюкзак, такой невесомый вначале, стал быстро тяжелеть и давить на плечи. Стал ощущаться подъем, и часто приходилось останавливаться, чтобы перевести дыхание. Сначала я избавился от бутылки с водой. Кругом ручьи, вполне можно зачерпнуть ладошкой, а литровая бутылка казалась солидной ношей. Потом выбросил запас сала. По тем же причинам. Отгрыз кусок напоследок и выбросил: аппетита на высокогорье нет, а в карманах достаточно изюма с орехами и шоколада. От сала только дышать еще тяжелее становится. Потом оказалось, что газовая горелка, захваченная с собой, на высоте 5 тысяч метров не работает. То-то я, когда покупал, обратил внимание, что рядом продают горелки в 10 раз дороже с надписью «Эверест». Еще подумал: для чего они? Оказалось, как раз для высокогорья: простой газ тут гореть не будет. Без огня – ни лапши, ни чая! Деревьев нет, хвороста нет – ничего нет! Бесполезную горелку выбросил… Предприимчивые тибетцы выручили: на протяжении маршрута расставили палатки и торговали в них горячей водой. Кипятили ее безо всяких модных высокогорных горелок. Топливо – традиционное для Тибета – сушеный навоз яков. Горит в любом высокогорье, жар – как от высококачественного торфа! (В детстве на даче у деда в котельной использовали торф я помню!)

 ___________________________________ Заметки на полях