этих действий называется стремление примирить недавних оппонентов перед лицом надвигающейся угрозы очередного персидского вторжения. Однако это решение могло быть продиктовано и желанием нейтрализовать обиженных, которые в условиях нашествия могли представлять собой серьезную угрозу, превратившись во врагов Афин[565]. Есть сведения, что Ксеркс пытался подкупить или переманить на свою сторону изгнанного Аристида. Свида даже называет сумму, которая ему предлагалась – три тысячи дариков (Suida. s.v. Aristeides). Если верить Плутарху, закон о возвращении изгнанных судом остракизма был принят именно из-за Аристида. «…Когда Ксеркс через Фессалию и Беотию вел свое войско на Аттику, – пишет Плутарх, – закон об изгнании был отменен, и изгнанники получили право вернуться. При этом более всего опасались, как бы Аристид, сам перейдя к врагам, не совратил своим примером многих сограждан и не переманил их на сторону персов, но неверно судили о нем афиняне: еще до упомянутого выше постановления он неустанно призывал греков защищать свободу…» (Plut. Arist. 8).

Несколько иначе этот эпизод описывается в биографии Фемистокла. Возвращение Аристида и прочих изгнанных выглядит здесь как умелый ход Фемистокла. «Он заметил, что граждане жалеют об Аристиде и боятся, как бы он в раздражении не пристал к царю и не погубил Элладу (он был изгнан посредством остракизма еще до войны, побежденный в борьбе с Фемистоклом); поэтому он предложил сделать постановление, дозволявшее всем изгнанникам, за исключением изгнанных за убийство, вернуться на родину и вместе со всеми гражданами делом и словом способствовать благу Эллады» (Plut. Them. 11).

Таким образом, накануне Саламинской битвы из ссылки возвращаются и вновь начинают играть заметную роль в политике такие влиятельные политики, как Аристид и Ксантипп. Последний становится стратегом в год Саламинского сражения – в 480/79 г., Аристид – годом позднее[566].

Возможно, именно тогда молодой Кимон женится на Исодике – представительнице семейства Алкмеонидов. Удивляет то, что Кимона не испугала перспектива породниться с «оскверненным» семейством, представители которого не так давно активно изгонялись из Афин по закону об остракизме[567]. В политическом смысле этот брак можно расценить как возникший на короткое время союз двух влиятельных в Афинах фамилий – Алкмеонидов и Филаидов[568]. Впрочем, позиции Алкмеонидов были к тому времени существенно ослаблены. А кроме того, отмеченный союз, по мнению У. Форреста, свидетельствовал об антидемократических позициях Алкмеонидов[569]. Не исключено, что данный союз был направлен против Фемистокла. Впрочем, речь в данном случае могла идти лишь о перспективах, поскольку позиции Фемистокла были весьма прочными.

Когда в Грецию пришла весть о приближении Ксеркса, афиняне направили в Дельфы послов, которые должны были вопросить оракул о том, что им следует предпринять. Именно тогда было получено небезызвестное изречение о «деревянных стенах», которые спасут город (Herod. VII. 140–143; Plut. Them. 10; Nep. Them. 2). Афиняне запросили оракул вскоре после запроса спартанцев и аргосцев (Herod. VII. 220, 239). Геродот сообщает, что афинянами был получен не один, а два оракула. Первый из них Геродот связывает с пифией по имени Аристоника (Herod. VII. 140)[570]. Этот оракул оказался весьма неутешительным для афинян, ибо в нем говорилось буквально следующее:

Что же вы сидите, глупцы? Бегите к земному пределу,

Домы покинув и главы высокие круглого града.

Не устоит ни глава, ни тело пред гибелью страшной,

И ни стопа, и ни длань, и ничто иное средь града

Не уцелеет.

(Herod. VII. 140)

Естественно, афиняне были крайне огорчены, но некто Тимон, сын Андробула, – один из уважаемых граждан Дельф – посоветовал им еще раз обратиться к Аполлону. Настойчивость афинян принесла свои плоды. Второй оракул оказался более приемлемым. Именно в нем содержится упоминание о «деревянных стенах» и намек на спасительный Саламин. Однако и тут говорится о необходимости отступления:

Гнев Олимпийца смягчить не в силах Афина Паллада,

Как ни склоняй она Зевса – мольбами иль хитрым советом.

Все ж изреку тебе вновь адамантовой крепости слово:

Если даже поля меж скалою Кекропа высокой

И Киферона долиной святой добычею вражеской станут,

Лишь деревянные стены дает Зевес Тритогенее

Несокрушимо стоять во спасенье тебе и потомкам.

Конных спокойно не жди ты полков или рати пехотной

Мощно от суши грядущей, но тыл обращая

Все ж отступай: ведь время придет и померишься силой!

Остров божественный, о Саламин, сыновей своих жен

                                                                                 ты погубишь

В пору ль посева Деметры даров, порою ли знойною жатвы.

(Herod. VII. 141)

«Это изречение оракула послы записали, – продолжает Геродот, – так как оно казалось им (да и действительно было) более милостивым, чем первое, и затем возвратились в Афины. По прибытии они объявили ответ оракула народному собранию. Афиняне старались разгадать смысл изречения, и по этому поводу, между прочим, высказывались главным образом два таких противоположных мнения: некоторые старики утверждали, что акрополь останется невредим, так как в древние времена афинский кремль был огражден плетеной изгородью из терновника. Они считали поэтому, что выражение “деревянная стена” относится к этой ограде. Другие же говорили, что бог подразумевает корабли, и предлагали поэтому привести флот в боевую готовность, бросив все остальное на произвол судьбы» (Herod. VII. 142).

Некоторые толкователи, рассказывает Геродот, говорили даже о необходимости покинуть Аттику и поселиться в другой стране (Herod. VII. 143)[571]. Судя по рассказу Геродота, перелом в развернувшуюся дискуссию внес Фемистокл. Именно в связи с этой ситуацией Геродот характеризует Фемистокла как новичка. Для него он – человек, «лишь недавно выдвинувшийся на первое место среди наиболее влиятельных граждан (ἐς πρώτους νεωστὶ παριών)» (Herod. VII. 143)[572]. Но в этом случае, как правило, вспоминают о том, что Фемистокл, возможно, уже занимал пост архонта в 493 г. до н. э., а также был инициатором морской программы, т. е. не мог характеризоваться как новичок в политике.

А теперь вернемся к анализу дельфийских прорицаний. В полученном афинянами оракуле Фемистокл усмотрел указание на необходимость сразиться с персами на море, поскольку «деревянные стены» есть корабли (Herod. VII. 143). Итогом предложенной Фемистоклом трактовки оракула было то, что к построенным ранее кораблям, как замечает Геродот, необходимо было добавить новые (Herod. VII. 144)[573]. «Толкование Фемистокла, – пишет Геродот, – понравилось афинянам гораздо больше, чем объяснение толкователей оракулов, которые были против приготовлений к битве на море и вообще советовали даже не поднимать руки на врага, но покинуть Аттику и поселиться где-нибудь в другой стране» (Herod.