Тут броневичок маленький на нас выехал. Был такой БА-64, созданный на основе ГАЗ-64. Я ребят с него попросил: «Увезите парня в медсанбат!» Вот так его отправил и больше никогда не видел. И не знаю, какая судьба.

– А как фамилия его, помните?

– Почему-то вертится на языке Кучер Илья, невысокий такой крепыш, хохол. Но нет, вроде это не он был. Не помню уже.

– А кто вас тогда подбил?

– Не знаю. Наверное, все-таки орудие, там вроде танков не было. Я вообще с немецкими танками за всю войну не сталкивался. Хотя на Курской дуге такая каша была, но и там не встречал. Когда сейчас начинаю вспоминать те бои, так у меня прямо слеза навертывается. Ведь это же лето, голубое небо, ни тучки, солнышко, но чем только не пахло. Ведь там горело даже то, что и гореть не должно…

В общем, отправил его и ушел искать свой полк. Нашел, рассказал: так и так, танк сгорел – и две недели отдыхал в команде выздоравливающих. Меня, оказывается, контузило. Голова немного шумная была, толком не слышал. А когда поправился, меня посадили на полковую «десятку» – командирский танк. Так вроде обычный танк, только из пушки почти не стреляешь. Меня это удивляло сначала – пушка есть, а стрелять не велят. Потом привык. И правильно – командир полка командовать должен, а не палить. Но вскоре он переместился на другой танк, и мы воевали как прежде.

А где-то на Курской дуге посадили нам корреспондента, капитана, по-моему. Нам и самим тесно, а тут еще его сажай. Но он хотел увидеть, как ведут себя танкисты в бою… Пошли в атаку, только первый выстрел сделали, он как закричит: «По нам бьют!» – «Нет, это мы стреляем!» А потом в «Красной Звезде» вышла большущая статья про нас. Понаписал столько, что мы тут, там, хотя что он видел? Но фантазия же должна быть у корреспондента. Так что на этом танке я уже не горел.

Дошли до Гомеля, но к этому моменту от полка осталось всего четыре машины, и нас вывели в Тулу на переформирование. Вот видишь эту фотографию? С ней интересный случай связан.

Когда нас вывели на пополнение то ли в тот раз, то ли в другой, не помню уже, к нам в полк приехала целая делегация: артисты, а с ними Раиса Порфирьевна Островская – жена Николая Островского. Того самого, который «Как закалялась сталь» написал. А мы же этот роман со школы чуть ли не наизусть знали. Рассказала нам, как он жил, как ослеп, но все равно работал над книгой. Что призывал всех нас быть патриотами своей Родины.

В общем, тут же две машины рядом поставили, борта откинули и дали концерт. Ну и мы сами тоже что-то подготовили. Какие-то песенки спели, гармонь у нас имелась. Но я на всю жизнь запомнил номер одного сатирика. Он пел про то, что фашисты такие, сякие. Знаешь, раньше в домах висели такие часы-ходики, с гирями? Так он стал показывать такие часы на сцене и поет при этом:

Повернулся, а там рожа Гитлера, и вот так бросает ее…

А еще в этой делегации приехал писатель Серафимович, который написал повесть «Железный поток». И он попросил: «Ребята, я никогда не был в танке. Даже не представляю, как это…» А ему уже лет восемьдесят было, он нам таким старым показался. Ну, его тут же подняли, посадили в башню, прокатили. И когда он вылезал, кто-то пошутил: «А давайте назовем танк имени Серафимовича!» Он говорит: «Нет, у меня другое предложение. Предлагаю назвать танк именем Николая Островского». В общем, тут же издали приказ по части – двум экипажам особо отличившихся в боях присвоить имена писателей Николая Островского и Серафимовича. Сразу нашли краску и сделали эти надписи.

– А где это вас так растрепало?

– Это не попадания, взрывной волной побило. Рядом авиабомба взорвалась. Но у КВ масса 42 тонны, ему это нипочем. Только если прямое попадание случится, но это очень редко. Помню, в районе Орла форсировали Оку. Саперную переправу навели, переправились и пошли в атаку. И представь, немцы тоже пошли в атаку. Дело под вечер, идут нам навстречу и трассирующими лупят. И тут налетела их авиация. Отбомбились и разбили одну самоходку СУ-85. Прямое попадание…

Там же, на Курской дуге, помню, был случай. Дали приказ взять какой-то населенный пункт. Пехота пошла прямо, а нас направили с флангов обойти. Пошли, и тут налетели их истребители. Не бомбили, но делали заходы. Пикируют, слышу, сыплет мне по броне как горох, а нам все нипочем, идем дальше. А лето, жарища, за танком прямо столб пыли. Обошли это село, у фрицев паника началась, забегали. Вот тут мы кто как смог поработали. И стреляли, и давили, а некоторые даже из танков выскакивали и убивали…

– А вообще, большие потери несли от немецкой авиации? Может, слышали, только один немецкий летчик якобы уничтожил 500 наших танков.

– Я же говорю, танку, особенно тяжелому, страшно только прямое попадание бомбы. А такое случалось крайне редко. Но я лично видел, как погибла вся 17-я бригада. Представь, сорок танков зашли в низину, и там их расколотили… И с орудий, и с воздуха, и как хочешь. Но я почему-то думаю, что больше с воздуха. Хотя, если орудия или танки хорошо укрыты и закопаны, тоже могут. Ведь немцы очень хорошо стреляли. И приборы у них были добрые, лучше наших. Вот у нас на КВ вначале стоял МФД – прибор для стрельбы из пушки. Это такая прямая труба, а танк-то на ходу постоянно мотает, бросает, и в таких условиях командир к нему налобником тянется… И только в 43-м сменили прицелы на шарнирные, вот тут уже поле боя прекрасно видно.

– А в немецких танках довелось посидеть?

– Нет, только в английских. По дороге на Курскую дугу получали «Черчилли», мы же тяжелый полк. Ну что сказать? В нем, конечно, вроде покомфортней. Есть даже система пожаротушения, но он и работает на бензине. А по отзывам тех, кто на нем воевал, очень неудобный. Ходовая какая-то слабая. А был еще «Валлентайн». В нем как-то тесно, но все сделано удобней. У нас ведь ничего нет, даже воду для чая не в чем согреть.

– Мы отвлеклись на том, что вас вывели на переформирование в Тулу.

– Да, ждали там получить ИСы, а из Челябинска пришел целый эшелон КВ. В ноябре погрузились и обратно на фронт поехали. Только везут непонятно куда. В общем, доехал с 261-м уже полком в Ленинград. Чтобы окончательно снять блокаду. Недаром полк назывался «полк прорыва». Наши тяжелые танки должны были, как таран, проломить немецкую оборону, и уже за нами в эту брешь устремляются все остальные. Помню, жили в какой-то школе, спали на полу.

В январе 44-го пошли в наступление с Пулковских высот. Перед атакой артподготовка – полтора часа беспрерывного огня! «Катюши», минометы, гаубицы, все бьют – сплошное зарево! Пошли вперед, а поле прямо черное, снега почти нет. Все перемешано с землей. Думаем, все, ребята, здесь нам будет полегче. Но ничего подобного: немцы нас тоже хорошо встретили. Я там и на минах подрывался, и с двумя пробоинами однажды из боя вышли. Там, где поддерживающий каток и опорный, сразу две дыры от 75-мм болванок, по-моему. А был еще случай – так попали, что башня аж треснула, и возили на завод ремонтировать. Но самое страшное – это попасть под огонь 88-мм зенитки. Когда пошли в наступление, нас предупредили: «Будьте осторожны, впереди зенитки!» В общем, наступали через Красное Село, Гатчину, а когда с Луги повернули на Псков, я опять сгорел.