Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О чем же, если не секрет?
— О том, что ни одному человеку, самому доброму и отзывчивому, верить нельзя. Вы, кстати, лучшее тому доказательство.
— Мимо. Именно я — доказательство противного. Особенно если учесть еще один вариант, о котором вы, воспитанный газетными передовицами, бездарными книжонками и первомайскими демонстрациями, не удосужились хорошенько поразмыслить. Да, мы хотим заполучить вашу светлую голову. Внимательно следим за вашими успехами, читаем ваши статьи. А ваши изыскания по пролонгированному хранению консервированной крови вне зависимости от температурного режима просто в восторг нас привели. Должен честно сознаться, что ни одна страна на обеих полушариях, ни одна фирма не могут похвастать подобными достижениями.
— И поэтому вы подло инсценировали звонок от якобы умирающей матери, заставили меня этой светлой, как вы сказали, головой о стенку биться, силком притащили сюда?
— Аргументы весомые, — вздохнул Сергей Анатольевич, — могу лишь сожалеть, что так все получилось. Единственное оправдание — у нас не было другого выхода, время подпирало. Да и работа ваша уже на выходе. Не стану от вас скрывать, — посмотрел на часы, — через двадцать пять минут приедет машина.
— Кого вы имеете в виду, когда говорите «мы», «у нас», и кого подпирает время? Куда вы собираетесь везти меня? — перешел в наступление Линевский. — Надеюсь, вы понимаете, что это не праздное любопытство? И, также надеюсь, понимаете, что шагу отсюда не сделаю, пока не буду досконально обо всем информирован. Между прочим, если хотите увезти меня за границу, знайте, что никуда я, во всяком случае в данный момент, не поеду. По многим причинам. Одна из них — не оставлю здесь одинокую больную мать. Отдаю должное вашему всеведению, вы все учли, когда подстроили звонок из местной неотложки, но зато мне не потребуется убеждать вас, что мать в самом деле очень больна и не на кого ей, кроме меня, рассчитывать.
— Резонно, — кивнул Сергей Анатольевич. — Могу лишь одно сказать: вам придется изменить мнение, что никому доверять нельзя, и положиться на мое слово. Матушку мы вам привезем, в целости и сохранности. И лечить ее будут высококлассные специалисты, не местные горе-кардиологи. Еще в теннис поиграете с ней. Во всех отношениях лучше было бы уехать вам вдвоем, но совершенно нет времени для проведения такой акции. Зато все остальные пожелания ваши, даю гарантию, будут выполнены. Об уровне предстоящей вам жизни и работы не стоит даже говорить — всё по высшему разряду. Это не только в ваших, но и в наших интересах.
— Я должен поговорить с матерью, — прямо сказал Линевский, — хотя бы по телефону.
Сергей Анатольевич медленно развернул салфетку, промокнул губы, потом так же долго и старательно складывал ее, наконец сказал:
— Извините, это невозможно. То есть, сейчас невозможно. Не стану от вас скрывать, положение несколько осложнилось. Один из наших людей превысил свои полномочия, совершил глупый, необдуманный поступок. Многое, к сожалению, изменилось.
— Где? Здесь, или в городе, из которого меня выкрали?
— Сначала там, теперь, соответственно, здесь. Мы должны избегать малейших накладок, не имеем права рисковать. Думаю, звонок этот вы сможете сделать сегодня же вечером.
— И все-таки, — прицельно поглядел на него Линевский, — если я откажусь, что вы со мной сделаете? Принуждать будете, силу примените?
Сергей Анатольевич снова потянулся было к салфетке, но затем решительно опустил зависшую в воздухе руку, ответил таким же откровенным взглядом:
— Чтобы никаких темных пятен не осталось. — Опять глянул на циферблат. — Инквизиторские штучки к вам применять не станем, об этом глупо даже говорить. Пытаться переубедить вас — тоже, на это просто не остается времени, придется пойти на крайнее средство — сделать вам инъекцию.
— К-какую инъекцию? — голос подвел Линевского.
— Название роли не играет. Потом посадим вас в машину, через несколько часов будем в Чопе. А там — граница рядом. Все формальности улажены. Вы будете вести себя спокойно и беспечно, никаких подозрений не вызовете. Возможно, придется несколько изменить вашу внешность. Видите, я играю в открытую. Чтобы с этой минуты вы убедились, что можно верить каждому моему слову. Не обессудьте, Виталий Михайлович, мы в самом деле в жестоком цейтноте, рассчитано все по минутам…
Щелкнул дверной замок — вернулась с работы мама. Сейчас прибежит, начнет расспрашивать меня, суетиться. К Линевскому не вернешься. Но я уже все про него знал. А вместе со мной полковник Свиридов Петр Петрович, капитан Крымов Глеб Дмитриевич и еще многие погонные и беспогонные товарищи. Хорошо построенная логическая версия, грамотно проведенная операция, припертые к стене Кеша с утратившими наглость и самоуверенность дружками, засада в Чопе… Нет, все испортит не Юрка Гоголев, а сам Линевский, спутает все карты, пытаясь в одиночку перехитрить соперников. Помощь придет в самый последний момент. А уж за погонями, драками и прочими детективными штучками-дрючками дело не станет…
— Ты лежишь? — вошла в комнату мама. Как я и ожидал, море слов. — Вот и хорошо, не могу уже тебя видеть за письменным столом. Как ты себя чувствуешь? Температура не упала? Лекарства принять не забыл? И как понимать твой звонок? Торта в кондитерском не было, но удалось купить очень симпатичные пирожные, заварные. И очередь, представляешь, совсем небольшая, повезло, только привезли. Я еще в кооперативном колбасы купила недорогой — жаль, сыра не было…
Я слушал возбужденную мамину речь, загадочно улыбался. Приближался долгожданный вечер, вечер втроем, со Светкой…
13
К четверти седьмого все к торжественной встрече было готово. Стол накрыт, в центре его возвышалась, серебрилась, «зажиточно» лоснилась бутылка полусухого шампанского. Я и не знал, что у нас в доме есть шампанское. Мама суеверно приберегала для такого случая?
Перед тем произошло у меня с мамой небольшое выяснение отношений. Я полагал, что не должно угощение демонстративно стоять на столе до прихода гостей — слишком уж по обывательски, кондово. Все должно происходить словно бы само собой: «Мама, может, нам перекусить?», «О, у нас даже шампанское, оказывается, имеется!» Мама доказывала, что ничего в этом предосудительного нет, если гостья заранее позвонила, предупредила, и что не хочет она лишнее время возиться на кухне, лучше посидит с нами. Я поступил по-мужски — не стал из-за пустяков заводиться, вскоре сдался, и вообще было бы глупо хоть чем-то омрачать такой эпохальный вечер.
Подстерегало меня еще одно испытание, более тяжкое, чем спор из-за ужина. Мама — и понять ее можно — жаждала все знать о Светке: действительно ли у меня серьезные намерения, где и как познакомились, чем занимается, кто родители, что ей нравится, что не нравится…
— Мама, — взмолился я, — угомонись,