Приняв это решение, он посмотрел на часы. Было шесть. С Фаби он встречался только в восемь. Бедняжка, у нее теперь ни минуты для себя, покупки съели все время. Он с нежностью представлял, как она снует по универмагам и отщелкивает от себя приставучих хлыщей. Не зная, чем заняться, он вышел на улицу, направился куда глаза глядят, затем отклонился в сторону. В Шатле купил вечернюю газету и с удовлетворением прочел рассказ о продвижении в Рурской области франко-бельгийских войск. Нет сомнений, что марка еще упадет, но также нет сомнений, что в один прекрасный день она поднимется. Не будет же она падать вечно. Важно выбрать подходящий момент. В любом случае можно подождать и довольствоваться вымышленными сделками в ожидании всамделишных. Ведь Браббан действительно верил, что однажды и впрямь будет владеть недвижимостью в Германии и станет за счет этого несказанно богатым и честным. Ему грезилось, что он скупает оптом сельские районы и что М.Р.А.К. уже приобретает целые провинции. Продолжив свои размышления, он пришел к выводу, что было бы неплохо, если бы М.Р.А.К. специализировалась на систематическом освоении прирейнских земель и таким образом послужила бы интересам Франции на левом берегу Рейна. В этом случае выгоднее становилось скупать именно земли, пусть даже пустые, нежели недвижимость, цена которой относительно ее площади во сто крат выше; а поскольку на повестке дня стояли аннексионистские задачи, то наличие земли играло не последнюю роль.

Размышляя в таком духе, Браббан оказался на рю дез Эколь; внезапно это обнаружив, он решил дойти до «Людо», в уверенности, что встретит там Толю. Следуя вдоль стены Сорбонны, он весело припоминал, что познакомился с ним по ошибке, приняв его за южанина-парикмахера, прибывшего в Париж получить наследство в пять миллионов; специально ради него он разработал хитроумную махинацию, которая должна была принести Браббану несколько сотен франков. Скромен он был в те времена — и смешон. Как бы то ни было, он проявил чутье, продолжая встречаться со старым преподавателем. Он всегда чувствовал, что удача придет к нему с этой стороны, что в укромном углу припрятано какое-то дельце. И он не ошибся. Теперь он был честным человеком, полезным родине, и скоро станет «богатиссиме».

Он вошел в «Людо». Там была зимняя сутолока. Справа пшеки[105]и молдо-русские зарабатывали на жизнь шахматами, получая по двадцать су в партиях против нормандских или бриарских простофиль, которых аккуратно выбирали; слева собрался квадрат вокруг чемпиона зеленой грифельной доски. Браббан обошел бильярдные столы, но не увидел Толю. Он отважился даже зайти в дальние залы, где заправляли игроки в бридж и любители английского бильярда. Толю и там не было.

Браббан вышел, делая некоторые смутные предположения относительно возможной судьбы старого преподавателя, и спустился к «Суффле», где встретил Бреннюира в компании поэта Сибариса Тюлля, эссеиста Минтюрна и субъекта, который был представлен как редактор в «Матен». Господа вели политический спор; одни были сторонниками занятия Рурской области, другие — нет. Браббан слушал их с почтением; у него тоже была мыслишка по этому поводу, но он держал ее при себе. Затем заговорили о скором крахе большевизма и о непреодолимых трудностях, с которыми сталкивается фашизм. Наконец, были рассмотрены различные гипотезы, связанные с эпидемией печных взрывов. По прошествии получаса трое лишних удалились.

Оставшись наедине с Бреннюиром, Браббан спросил, как дела у детей. Жорж был в Алжире, Тереза писала диплом по философии. «В общем, вся семья при деле», — пошутил Браббан. А что с Толю? Толю продолжал предаваться черным мыслям. Бреннюир осведомился о том, как развиваются дела в М.Р.А.К. Браббан сообщил, что начались переговоры о покупке обширных земель близ Майенса и крупного доходного дома в Экс-ля-Шапель. Но у Бреннюира были опасения. Он спрашивал себя, даст ли позже германское правительство французской компании действовать вполне свободно. Браббан улыбнулся; он объяснил, что М.Р.А.К. ничем не владеет напрямую, а только через посредническую фирму, созданную в Германии, которая, будучи немецкой, не вызовет беспокойства властей. Бреннюира эта басня успокоила, и он сделал маленький глоток перно, с удовлетворением думая о будущем.

Совсем не улыбалось Гектору Лантерну идти на эти похороны. Но, в конце концов, есть в жизни обязанности; все-таки это был старый клиент, и потом, Гектор задолжал ему деньги. Все это надо было учитывать. Конечно, он предпочел бы пойти в кино или в театр «Дю Шатле»[106], но, в конце концов, есть в жизни обязанности. Гектор Лантерн обязан был пойти на похороны. Он сделал это достаточно неохотно, так что появился в тот момент, когда процессия покидала жилище усопшего, медленно направляясь к «Пантен-паризьен»[107]. Гектор Лантерн проследовал за ней в самом последнем ряду. Путь был долгим, Лантерн скучал. Он попытался завязать разговор с соседом, одноруким субъектом, но пусторукавый соответствующей мимикой дал ему понять, что он еще и глухой. Вынужденный молчать, Гектор Лантерн принялся думать; он спрашивал себя, не воспользуется ли жена его отсутствием, чтобы изменить ему с новым официантом на бильярдном столе в зале второго этажа. Чтобы отвлечься, он попытался представить, как это может выглядеть, и стал рассматривать разнообразные пикантные ситуации, как вдруг заметил идущего рядом сухонького старичка, который, казалось, был не прочь обменяться с ним несколькими словами.

— Мы идем к Пантен, ведь так? — спросил этот чудак.

— Да. Путь неблизкий.

— Вот недостаток жизни в больших городах. Кладбища на другом конце света.

— Что за надобность размещать их так далеко.

— На площади Оперы кладбище не сделаешь.

— Это точно.

— Только подумайте, ни на одном парижском кладбище больше нет места. Пер-Лашез, Монмартр, Монпарнас, Вожирар, Пасси, Пикпюс, Бельвиль, Гренель, Сен-Винсен, Сен-Пьер, Берси, Ла Виллет, Шарон, Отей — все забито. Еще немного, и Париж лопнет от трупов, месье. Вот мы и вынуждены отправляться в пригород, если у нас нет семейного склепа. У вас есть семейный склеп?

— Нет, месье. Я не настолько богат.

— У моей семьи склеп есть, но я говорю это не для того, чтобы прижать вас к ногтю. Нет. Сами знаете, раньше было принято, чтобы у каждой семьи имелся склеп. Это признак достатка, умеренного достатка. У моей семьи склеп на кладбище в Мансе. Вы были в Мансе?

— Нет, месье. Красивый город?

— Скоро двадцать лет, как я там не был. О чем я говорил?

— Рассказывали о вашем семейном склепе.

— Ну да. Представьте, что там оставалось два места. Одно для меня, другое для брата. Но он его не займет.

— Ну уж.

— Нет. Не займет. Он умер за границей. Сами понимаете, я не стал везти его обратно. Перевозка стоила бы бешеных денег. Когда я вернусь в Манс, моим наследникам это дорого обойдется.