— Да? Ты так думаешь? — весело переспросил Николай Николаевич. — Ну, ну. Блажен, кто верует… А зачем же он, по-твоему, туда ехал? Воздухом подышать? Соловьев послушать? Так воздуха и соловьев у них на базе достаточно… Лег. Как миленький лег. И девица ему с большим удовольствием дала. А утром, поразмыслив на трезвую голову, забрала обратно…

— Но почему?

— По моим данным, несмотря на ее юный возраст, на девице буквально пробу ставить негде. Но тут она решила убить сразу трех зайцев… — И Николай Николаевич тихонько хохотнул, довольный своей прозорливостью.

— Ничего не понимаю, — сказала я.

— А все очень просто, — с готовностью принялся разъяснять ситуацию он. — Во-первых, Эдик, наверное, ей больше понравился, чем жених. Вы липнете на славу, как мухи на дерьмо. И, по моим данным, ее будущий муженек — рахитичный недоносок. А Эдик — сама знаешь… Во вторых, если ничего не получится с Эдиком, у нее возникает железное алиби перед женихом. Тот наверняка поинтересовался бы в первую брачную ночь, где его молодая жена потеряла свою невинность. Тем более что молва о ее поведении до него наверняка докатилась. А тут все складывается. Стала, буквально, жертвой насилия. И в-треть их, если в крайнем случае не получится ни с тем, ни с другим, всякое бывает в этой жизни, то она становится героиней всесоюзного скандала. Причем невинной героиней. А это не может не привлечь к ней массу новых соискателей ее руки. Потому что, с одной стороны, дело, конечно, щекотливое, но с другой стороны, если такой красавец и молодец как Эдик, за которым увиваются толпы поклонниц, обратил на нее свое внимание, значит, в ней есть что-то стоящее… Правильно я рассуждаю? Как говорят наши враги: «Реклама — двигатель торговли». Алле, ты здесь?

— Да… И что же теперь будет? — спросила я, изо всех сил стараясь не выдавать ему своих чувств.

— Теперь у него только один выход — жениться на генеральской дочке. Тем более что пострадавшая сама спит и видит, как бы с ним снова в постель завалиться… Наверное, он ей очень в постели понравился. И потом, как честный человек, он просто обязан это сделать. Я бы на его месте женился не задумываясь, тем более что девчонка что надо! Все при ней… — Он снова хохотнул, довольный на этот раз тем, что сделал мне побольнее.

— А если он не женится?

— То загремит под суд. Дело заведено. Его закрыть может только сама пострадавшая, забрав свое заявление. Ничего сделать нельзя. Уже пробовали. Генерал закусил удила и не допустит никакого послабления.

— И что он? — еле слышно спросила я.

— Кто он? Генерал? — переспросил, чтобы продлить удовольствие, Николай Николаевич.

— Эдик, — сухо уточнила я.

— Да уперся твой Эдик. Ни в какую. Лучше, говорит, в тюрьму, чем под венец…

— Я серьезно спрашиваю.

— И я серьезно, — в его голосе послышалось раздражение, и я поняла, что он говорит правду. — Тренер, не из сборной, а тот, что ему как отец родной, из той команды, где он вырос, говорит: женись, дурак, она заявление заберет, а ты через две недели разведешься, и кончено будет. А он ни в какую. Это, говорит, все ложь. Я, говорит, не люблю ее и жениться не буду. А что же ты к ней, дурак, в постель лез, раз не любишь? Что ж, говорит, если б я взял на вокзале проститутку, а она наутро на меня заявление написала, то меня то же судили бы? Твой Эдик мало того что дурак, он еще и правдоискатель… Ты здесь?

— Куда я денусь, — с тяжелым вздохом сказала я. Картина для меня окончательно прояснилась, но легче мне от этого не стало. Мне от этого стало еще хуже. — И что, действительно ничего нельзя сделать?

— В каком смысле? — насторожился Николай Николаевич, потому что, паразит, расслышал-таки в моем вопросе кое-какие для себя перспективы.

— Ну ты же такой всемогущий… — неопределенно промурлыкала я тем самым тоном, каким мы с ним разговаривали в постели во время наших долгих ужинов.

— Можно было бы подумать… — ответил он, и я почувствовала, как у него участилось дыхание.

— Ну так подумай…

— А какой мне резон? — почти игриво спросил он.

— А честь страны? — спросила я низким приглушенным голосом, от которого, думаю, у него мурашки по спине побежали.

— Так его уже все равно в сборную не возьмут…

— Это почему же? — промурлыкала я.

— Да потому, что если его, дурака, и не посадят, то все равно режим-то они нарушили, и это теперь известно на всю страну. Хороши спортсмены, которые накануне ответственнейших соревнований устраивают бардачок с пьянкой и девицами. Нет, такое общественность не прощает. И начальство тоже. Ведь если они проиграют, что скажут тренеру? Конечно, скажут, как может выиграть команда, в которой отсутствует элементарная дисциплина. Так что честь страны тут ни причем… — Его голос замаслился: — Вот если бы речь шла о твоей чести или о чем-нибудь другом… Тогда можно было бы подумать…

— Ну так подумай… — хрипло выдохнула я.

— А какой мне смысл выручать твоего ухажера, моего прямого конкурента? — внезапно деловым тоном спросил он.

— Какой же он мне ухажер после того, как изменил мне, растоптал мою честь. Я такого не прощаю. И потом, как я могу теперь с ним на людях появиться? Это с кем она, спросят люди, не с тем ли Эдиком, который генеральскую дочку изнасиловал?

— Тогда чего же ты за него хлопочешь?

— Да жалко дурака. И уж лучше иметь в своей биографии изменника, чем насильника.

— Ну хорошо, с этим ясно, но для себя лично я все равно не вижу никакого смысла ввязываться в эту историю.

— Может, мы его вместе поищем? — многозначительно спросила я.

— Как в прошлый раз?

— Ты, Коленька, не должен на меня обижаться… — Я впервые назвала его так и сделала это от полного отчаяния. — Ты же видел, в каком я была состоянии? У нас с Игорем были серьезные отношения, он практически сделал мне предложение… А с этим мы просто в кино ходили…

— А ты не врешь? — вдруг жестко спросил он.

— Зачем? — в моем голосе прозвучало неподдельное удивление. — Ведь я же не говорю, что все у нас с тобой все будет по-прежнему… Битые горшки долго не живут и в одну реку нельзя войти дважды. Я совсем другая, да и ты изменился… Но разве старые друзья не могут хоть изредка скоротать вечерок?. Особенно если кому-то грустно и одиноко… Ведь если ты вдруг женишься, а я буду в очередной трагедии и позвоню тебе, разве ты не приедешь меня утешить?

— Приеду… — ошеломленно сказал он и наверняка при этом подумал: ничего, коготок увязнет, а там и всей птичке пропасть…

— Ведь не зря говорится: «Старый друг — лучше новых двух». — Я решила добить его народной мудростью. — Ведь когда ты со старым другом, из чистого человеколюбия — это и изменой-то не считается… Как ты думаешь?

— Конечно! — воскликнул он, явно уже прикидывая самые радужные перспективы. — И если ты выйдешь замуж, а мне будет плохо, ты тоже придешь мне на помощь…