— И что ж там такое замечательное лежит? Что-то я ничего на этой грешной поверхности не вижу.

— Не видишь, — согласился Шурф. — Впрочем, это неудивительно. Ты никогда не интересовался политикой, и я, пожалуй, не стану уверять тебя, что это — увлекательнейший предмет. Но какие-то элементарные вещи знать все-таки следует. Например, что отношения между Тайным Сыском и Орденом Семилистника всегда были и до сих пор остаются, мягко говоря, довольно напряженными. И не перерастают в открытую конфронтацию только благодаря усилиям леди Сотофы Ханемер и других женщин Ордена.

— Знаешь, я всегда думал, это просто такая игра, — признался я. — Где каждая сторона знает и любит свою роль. И все с удовольствием забавляются, соревнуясь и интригуя по мелочам. Потому что не могут же взрослые люди, могущественные колдуны всерьез… Подожди. Хочешь сказать, могут?!

— Еще как могут. Мальчишкам даже не снятся глупости, которые взрослые могущественные колдуны способны натворить в борьбе за первенство. Ну, положим, в данном случае речь только об одной из сторон. Сэр Джуффин глупостей делать не станет ни при каких обстоятельствах; строго говоря, все его интриги против Ордена Семилистника всегда имели только одну цель: получить возможность спокойно работать. И за годы, прошедшие со дня создания Малого Тайного Сыскного Войска, он сделал в этом направлении немало. Настолько немало, что почти все члены Ордена Семилистника, от Старших Магистров до желторотых послушников, спят и видят, как бы нам досадить. К счастью, без санкции начальства они и пальцем пошевелить не могут, а Нуфлин Мони Мах находится под сильнейшим влиянием леди Сотофы. Поэтому — и только поэтому! — Соединенное Королевство может спать спокойно. А во время эпидемии ситуация частично вышла из-под контроля. Все женщины Семилистника во главе с леди Сотофой были заняты лечением больных. Все более-менее толковые Магистры тоже. Всюду хаос и неразбериха, сам помнишь, как это было. Именно в такой момент любой Младший Магистр Семилистника, объединившись с мелким чиновником Канцелярии Скорой Расправы, запросто мог бы отправить меня в Холоми за нарушение Кодекса Хрембера. И формально был бы совершенно прав. Не могу сказать, что меня пугает перспектива провести несколько дней или даже лет в Королевской тюрьме. Напротив, я всегда считал подобное наказание роскошью, лично мне по ряду причин недоступной. Проблема в том, что я незаменим. А в те дни был незаменим втройне. Я не мог допустить, чтобы Джуффин и все вы в самый тяжелый момент остались без моей помощи даже на сутки. Следовательно, мне пришлось бы убить тех, кто придет меня арестовывать. А это уже было бы чревато серьезными проблемами, причем не столько для меня, сколько для сэра Джуффина и Короля, который, как известно, в любом конфликте принимает нашу сторону. Теоретически, все это могло бы привести к новой гражданской войне, на сей раз между Королем и единственным оставшимся магическим Орденом. Вероятность подобного развития событий крайне невелика, но и ее следовало учитывать. Вот я и учел.

— Ну и дела, — вздохнул я. — Такими масштабами я, конечно, не мыслил. В голову не пришло бы. А все-таки, еще один дурацкий вопрос. Самый последний на эту тему.

— Даже если их будет еще дюжина, я переживу, — снисходительно сказал сэр Шурф.

— Если бы оставалось не два с половиной дня, а один. Или еще меньше. Ты бы все равно пошел за разрешением?

— Разумеется. Но, пожалуй, все же воспользовался бы своим законным правом получить его вне очереди. А вот если бы счет шел на часы, мне пришлось бы рискнуть и вылечить Хельну без разрешения. То есть, я не настолько бессердечный придурок, как тебе кажется, — неожиданно добавил он.

— Мне и в голову не приходило ставить вопрос таким образом. Ты — это ты, точка. И когда мне кажется, что ты делаешь что-то не то, я говорю себе, что просто слишком мало знаю и поэтому не могу понять.

— Так оно и есть, — спокойно согласился Лонли-Локли. — Рад, что ты это столь ясно осознаешь.

— Поэтому я вовсе не собирался выяснять, придурок ты или нет, — вздохнул я. — Мне важно знать, способен ли ты на компромисс? Или это совсем уж поперек твоей природы?

— Поперек, конечно же. Но не природы, а всего лишь моей сегодняшней личности. И когда речь идет о вещах, по-настоящему важных, это не имеет значения.

— Ясно, — сказал я. И задумался.

С одной стороны, я был чрезвычайно доволен нашим разговором. Всегда радостно выяснить, что чужой поступок, казавшийся тебе демонстрацией слабости, на самом деле был проявлением силы, видимая покорность судьбе — следствием хладнокровного расчета, а душевная черствость — виртуозным самообладанием. Такого рода открытия я люблю больше всего на свете. И когда в результате приходится чувствовать себя полным идиотом, это кажется мне невысокой и более чем разумной платой за возможность в очередной раз убедиться, что все устроено гораздо сложнее и несоизмеримо лучше, чем я способен вообразить.

Все это было просто прекрасно. Однако ответа на вопрос, как бы этак исхитриться открыть Лонли-Локли тайну Незримой Библиотеки, не подвергая опасности библиотекарей, я так и не получил. Теперь сам не понимал, с какой стати решил, будто это автоматически станет ясно после того, как я выясню, с какой стати он тогда сидел в очереди за разрешением. Ну вот, выяснил. И что?

А ничего.

Обычно в сложных ситуациях я шел за советом к Джуффину. Но сейчас это было исключено. Потом я, кстати, не раз спрашивал себя, почему сразу, не задумываясь, решил любой ценой скрывать от шефа тайну Незримой Библиотеки. При том, что уж кто-кто, а сэр Джуффин Халли знает толк в компромиссах и, прямо скажем, не слишком дорожит буквой закона. Кому как не ему улаживать это дело ко всеобщему удовольствию? Умом я это прекрасно понимал, однако был тверд: пока возможно, Джуффину — ни слова.

Потом, много позже, я понял, что меня останавливало. Джуффин был совершенно непредсказуем; чем дольше я его знал, тем яснее видел, что никогда не смогу угадать, каким будет его следующее высказывание, решение, поступок. Я не сомневался, что шеф легко разберется с библиотекой и призраками, но совершенно не представлял, каков будет результат его вмешательства. Слишком много фактов, чужих интересов и обстоятельств, о которых я не имею ни малейшего понятия, он будет принимать в расчет, вычисляя идеальное решение. Но гораздо хуже было другое: Джуффин имел на меня колоссальное влияние. Я опасался, что даже если его решение поначалу покажется мне ужасным, шеф быстро меня переубедит. Я, как это обычно случается, приму его сторону, и вот тогда мои призраки останутся без малейшей надежды на защиту.

Другого потенциального советчика, Лойсо Пондохву, я совсем недавно собственноручно вызволил из его персональной тюрьмы и отпустил на все четыре стороны. Лойсо добился от меня, чего хотел, поэтому вероятность того, что он теперь найдет время мне присниться, была ничтожно мала. И потом, я так много говорил с Лойсо о самых разных вещах, что заранее представлял его ответ. «Сперва пойми, чего ты на самом деле хочешь, — вот что сказал бы Лойсо. — Защитить своих новых приятелей от своих же коллег? Облагодетельствовать друга, сделав его своим вечным должником? Или ощутить вкус настоящего одиночества, обладая тайной, недоступной всем остальным? — А потом, скорее всего, добавил бы: — Ну конечно, как я сразу не подумал! Больше всего на свете ты хочешь быть хорошим. Причем для всех сразу, включая Халлу Махуна Мохнатого, по чьей нечаянной милости в городе завелась куча мертвых книг». Вот что сказал бы мне проницательный Лойсо Пондохва, не имевший привычки щадить мое самолюбие. И был бы, конечно, кругом прав. А толку-то от его правоты.