— Где твой муж? И что за игру вы с ним затеяли? Шлюхагрошовая, рада, что дурака нашла?

Я зарыдала, а он добавил зловеще:

— Ты мне, дорогуша, все выложишь, не то я тебя на кускиразрежу. Не торопясь.

Насчет кусков он загнул, но видно было, что всерьез злится,муж мой ему покоя не давал, следовало его поскорее утешить.

— Олег погиб, месяц назад, — пролепетала я.

— Так я тебе и поверил, — усмехнулся Алексей. Ятолько плечами пожала. И загрустила, а он меня рассматривал, точно что-топрикидывал.

— Убил бы тебя, — бросил в сердцах. Я к немушагнула и позвала жалобно:

— Алеша…

— Молчи лучше!

Вот и попробуй угодить человеку. Этот псих, как видно, ещепобегать собрался и меня оттолкнул в сторону. Я упала, вскрикнула испуганно. Онрванул ворот рубашки, точно ему воздуха не хватало, а я к его коленям прижаласьи громче заревела.

— Если ты мне опять вкручиваешь… — начал он. Я тольковсхлипнула. Собравшись с силами, он сказал:

— Ты мне сейчас все расскажешь, все как есть. И если ятебя хоть раз на вранье поймаю…

Я всхлипнула еще раз, он сел рядом, мне в лицо уставился.Было это обременительно для моих нервов: любить я его, к сожалению, любила, ноправду говорить не собиралась.

— Я тоже хорош, — вдруг вздохнул он. — Чуяломое сердце, что-то не так. Ведь спал с тобой и понять бы должен, что шлюха изтебя, как из меня евнух…

Неожиданное возвращение в стан порядочных женщин меняпрямо-таки осчастливило, слезы благодарности катились по щекам крупным горохом.

— Кончай реветь, — сказал он.

— Я так сразу не могу остановиться, — сообщила ядоверительно и решила на судьбу пожаловаться:

— Испугалась я очень, Алеша. Там, на заводе. Потом-то яуж знала, что ты живой, мне брат твой сказал.

— Какой, к черту, брат?

— Ну… не знаю… крестному я звонила, не в первый раз, аво второй, там какой-то со мной говорил, сказал, брат он твой…

— Это он в том смысле, что все люди братья.

— Что, нет у тебя брата? — пролепетала я.

— Есть, Колькой звать, с ним и болтала.

— Он меня сучкой обозвал, — сочла я нужнымпожаловаться.

— Я ему зубы выбью, идет?

— Не надо, он вообще-то ничего. Опять же я сама егопридурком назвала, обиделся, наверное.

— Знаю я про твой звонок, доложился Колька…

Я вздохнула.

— Ты уж извинись перед ним за меня. Только я как этулужу увидела… — В этом месте я опять Лешкину ногу ухватила и ему в коленкиуткнулась.

— Какую еще лужу? — не понял он.

— Там, где наша «Нива» стояла, кровь, лужа целая…

— А теперь-то чего ревешь?

— Не знаю, колотит всю…

Алексей меня поднял и вроде бы даже обнял, не слишкомласково, но душу согрел.

— Ты меня сразу допрашивать будешь или чаюпопьем? — спросила я. — Есть я, наверное, уже не смогу…

— Идем в кухню, — кивнул он. И мы пошли, онвперед, а я за ним.

Я была полной идиоткой, затеяв утром скандал. То, чегонельзя было добиться угрозами, легко достигалось слезами. Савельич, хоть иподлец, но в одном был прав: душа у крестника добрая, и бабьи слезы ему ножострый. Чему я, само собой, от души порадовалась.

На кухне Алексей выдал мне стакан чаю и бутерброд сколбасой. Чай я кое-как выпила, вздрагивая и всхлипывая, а от колбасы наотрезотказалась.

— Алеша, — спросила я, понемногууспокаиваясь, — а когда ты говорил, что шлюха из меня, как… я там дальшене точно запомнила. Это как понимать?

Он нахмурился в заметном недоумении. Я закончила почтишепотом:

— Это в том смысле, что я никудышная любовница?

— Это в том смысле, что ты дура редкая, — прорычалон.

— Нет. Что-то ты имел в виду, верно?

— Я тебе потом объясню, что в виду имел. Чай свойдопила?

— И избил меня, — не слушая его, забубнилая. — Может быть, я в чем-то виновата, но драться — это подлость страшная.Мне ведь больно.

— Ничего, в самый раз, — усмехнулся он. —Впредь умнее будешь.

— У меня теперь все тело в синяках, не стыдно тебе?

— Переживешь. Тебе на пользу, а синяки — ерунда. Янаставил, я и залижу.

— Что за психология такая…

— Стоп, — перебил он. — Про психологию потом.Муж где?

— Олег?

— А что, у тебя их два?

— Нет, конечно. Олега правда убили. Я ведь не врала,честно, я просто не все рассказала.

— Здорово, а вот теперь рассказывай как на духу. Иначек твоим синякам новые прибавятся.

— Мне трудно рассказывать. Ты лучше спрашивай, а яотвечать буду. Ладно?

— Ладно. Эдичку ты знаешь? — Вопрос звучал, какутверждение.

— Да, — пришлось сознаться мне. — Я знаю, ктоон. Гера рассказал, когда Олега убили. До этого дня я ничего не знала, совсемничего. Честно говоря, просто не интересовалась. Мы с мужем вообще малоразговаривали…

— Он что, действительно гомик? — удивился Алексей.

— А ты считаешь такое придумать можно? Ну вот, передсамой смертью, где-то за неделю, он стал вести себя странно, словно тосковалили чего-то боялся. Я забеспокоилась… Не умею я рассказывать, длинно и глупокак-то выходит…

— Ничего, — нахмурился Алексей, — ятерпеливый.

Вздохнув, я продолжила:

— В тот вечер на меня тоска напала, и я решила кНаташке поехать, потрепаться. Как раз возле кирпичного завода у меня машиназаглохла. Место я тебе показывала. И я пошла к Олегу. Только… в общем, вкабинете был Гера и два трупа, Олег и его убийца.

— Он что, сам застрелился? — съязвил Алексей.