– Как там Иван Сергеевич, Даша?

– Я его не видела. Мне не дают свиданий. Адвокат говорит, что он настроен на борьбу. Я тоже настроена. Рекомендации, если потребуется, дам. Только кому нужны мои рекомендации…

– Не скажите, Даша. Если вам требуется что-то взять в доме…

Я поблагодарила супругов и перезвонила журналистам. Мне предложили приехать на место. Мне страшно не хотелось выходить из квартиры. Я устала, а завтра вечером снова в рейс. Я хотела пообщаться с сыном и бабушками, но меня на самом деле беспокоила Алина. И ведь там же еще ее маленькая дочь!

Я поехала за город.

У дома, где мы жили с Иваном, было гораздо меньше народа, чем когда отсюда съезжала я и чем тут было вчера, судя по записи, которую я просмотрела после возвращения домой из рейса. Явно остались только дежурные.

Из-за высокого забора было не рассмотреть, что происходит на территории. Стояла тишина. Журналисты сказали, что никто не выезжал из ворот и не выходил из калитки. С другой стороны забора выход мы не делали. Так что Алина с дочерью и Валерик с Валентиной должны находиться внутри.

– У вас есть ключи? – спросили у меня.

Они у меня остались, я не стала отдавать их Валерику. Интересно, а у Валерика с матерью есть ключи? Или кто-то из них постоянно находится в доме? Впускает и выпускает другого? Алине я про ключи не говорила, ей не пришло в голову у меня о них спросить. Или Валерик с матерью поменяли тут всю систему? Хотя у меня есть телефоны супругов, желающих получить у меня рекомендации.

Я нажала на брелок – и ворота стали раскрываться. Машину я оставила перед воротами и пошла пешком по подъездной дорожке к дому, где мне совсем недавно было хорошо и комфортно. Небольшая группа журналистов последовала за мной. Мы поднялись на крыльцо. Дверь была не заперта.

Я сразу же услышала плач ребенка, доносившийся из кухни, и поспешила туда. Дочь Алины, которую я видела только на снимках у нее в телефоне и на записи сегодня днем, сидела в уголке и заканчивала пачку печенья, запивая ее молоком длительного хранения прямо из пакета. Кто-то надрезал ей пакет, но девочка с ним не очень ловко управлялась и расплескала много жидкости. Рядом лежал планшет с потухшим экраном. Девочка была очень похожа на Ивана – его глаза, брови, цвет волос. Мой сын больше походил на меня.

– Где мама? – спросила я у нее.

– Спит, – ответила она и спросила, могу ли я починить планшет. Я поняла, что она плачет именно из-за того, что он не работает.

В кухне появились оператор с молодой бойкой журналисткой, я переадресовала вопрос им.

– Сейчас снимем, и Юра посмотрит, – бросила журналистка. – Вы этих видели?

Я вопросительно посмотрела на нее.

– Валентина Смоленская пьяная в хлам спит на ковре перед камином в окружении бутылок из-под коньяка и виски. Это ж надо столько выжрать!

– Может, не за один день? Просто не убирали, – высказала предположение я.

– По всему дому бутылки валяются. У вас был винный погреб, бар?

– Конечно, все было. Только мы сами почти не употребляли. Иван что-то доставал, когда приезжали гости. Я‐то была беременна, потом кормила. Да и вообще никогда не злоупотребляла. А с Валериком что?

– По-моему, передоз. «Скорую» надо вызывать.

– Он жив?

– Такие обычно живучие. И Смоленская жива – храпит. Думаю, что разбудить ее будет очень сложно. Такое амбре от нее исходит… Она еще и под себя успела сходить. Валерик в отключке, но дышит нормально.

Внезапно сверху послышался крик. Потом заорали и другие люди.

– Юра! – рявкнула журналистка и первой бросилась вон из кухни. Оператор последовал за ней.

Про дочь Алины все забыли. Она взяла планшет и протянула мне.

– Почини!

Я что-то потыкала – и экран зажегся! Ура! Ребенок будет на какое-то время занят.

– Посидишь тут тихонечко? Я скоро вернусь.

Но девочка уже не обращала на меня внимания. По экрану бегали какие-то монстры. На личике маленького ангелочка появилась радостная улыбка, слезки высохли.

Я вышла из кухни и пошла на громкие звуки. Алина тоже пьяна? Или укололась?

Она выбрала для себя гостевую спальню на втором этаже. Теперь в дверях толкались журналисты и ругались по поводу «очереди». Меня заметили, когда я уже ступила на лестничную площадку.

– Звоните в полицию, Даша, – предложили мне.

– Что здесь случилось?

Ряды передо мной разомкнулись, меня пропустили в комнату.

В постели лежала мертвая Алина. В том, что она мертва, сомнений не было ни у кого. Не знаю, пила ли она или нюхала что-то перед смертью, но умерла она совсем по другой причине – ей размозжили голову чем-то тяжелым. Никакого орудия убийства рядом не валялось.

Но это явно было умышленное убийство.

Потом приехала полиция и «Скорая» для Валентины Смоленской и ее сыночка. Валентина быстро протрезвела и орала, что никакая помощь ей не требуется. Она «всегда трезвеет сама». Мне пришлось отвечать на вопросы, но не очень долго. Все сотрудники органов, да и журналисты прекрасно понимали, что в смерти Алины виновны или Валентина Смоленская, или Валерий Разуваев, или оба. В дом пригласили работавшую у Ивана семейную пару. Они сказали то же, что и мне по телефону: вчера «гости» ругались. А до этого были еще гости – друзья Валерика, но за ними, как и обычно, приехали родители или присланные родителями охранники. Валерик устраивает вечеринки чуть ли не каждый день. Деталей не знают, даже не прислушивались, да и из их домика слов не разобрать. Сегодня они ничего не слышали. В дом уже давно не заходят.

Эксперт предварительно определил время смерти Алины где-то между часом ночи и четырьмя часами утра.

На одежде Валерика нашлись следы воска.

– Подсвечники есть в доме? – спросил следователь.

Мы с женщиной, работавшей на Ивана, показали, где стоял большой бронзовый подсвечник. Но теперь он отсутствовал. Имелись еще три, меньшего размера, но все они оставались на своих местах.

В общем, всем все было ясно, следственная бригада осталась, работавшая на Ивана пара тоже осталась. Я сказала, что заберу дочь Алины к себе, и попросила разрешения посмотреть вещи, которые Алина привезла с собой в этот дом. Мне нужны детские вещи. Разрешение мне сразу дали, никто не хотел заниматься еще и ребенком. Один чемодан оказался с детскими вещами и игрушками. Мне помогли перенести его в машину, из сумки Алины достали свидетельство о рождении Александры Ивановны Разуваевой и тоже вручили мне, чтобы оригинал хранился у меня. Его копии уже «гуляли» в интернете и имелись у многих журналистов. Девочку с планшетом я усадила в детское кресло и повезла к себе домой.

Бабушки были в шоке от прибавления в семействе, но что делать? Я поняла, что добавляю себе еще одну головную боль. Но хоть эта девочка приучена Алиной сама себя развлекать. Конечно, потом нужно будет ограничить время, которое она проводит с планшетом, но сейчас я просто не могла этим заниматься.