Несколько исключений, впрочем, было. В одном месте дорога крутыми изгибами пошла вниз, и за последним поворотом открылось озерцо — полмили в поперечнике, окруженное камышом и высокой травой. Там, у кромки воды, стояла й пила лань. При нашем приближении она подняла голову, глянула огромными испуганными глазами — и унеслась прочь; треск кустарника спугнул лебедей — стая их возникла из-под прикрытия нависших над водой ветвей и взмыла в небо.

Тэннети, всегда готовая развлечься — или, на худой конец, хотя бы кого-нибудь убить, — вскинула заряженный арбалет, но стрелять не стала. Думаю, она не была уверена в точности прицела, а останавливающее действие у арбалета небольшое, так что если не попасть оленю в хребет, в сердце или (что наиболее вероятно) в легкие, приготовьтесь к долгой погоне.

— Вот тебе и ужин, — вздохнула Тэннети.

Этой ночью мы встали лагерем на обочине близ прямого отрезка дороги — причем не на земле, а развесили гамаки меж деревьев. От змей и прочей нечисти.

Через кусты даже я не смог бы пробраться без шума, а тракт просматривался на четверть мили в обе стороны, так что мы развели костер и позволили себе расслабиться — появись кто-нибудь, времени нам хватит.

Первая стража выпала Джейсону; он настороженно смотрел в огонь, а устроившийся рядом Ахира поправлял проволочно-ременную оплетку рукояти своего топора. Мне не спалось, так что я сделал сиденье из одеял, оперся спиной о седло и занялся кинжалом. Когда от клинка зависит жизнь — он должен быть острым.

К нам — совершенно сонная — подошла закутанная в одеяло Тэннети.

Я вскинул на нее взгляд.

— У тебя усталый вид.

Она кивнула, бросила на землю рядом со мной сложенное одеяло и уселась на него по-турецки, кутаясь в то, которое было у нее на плечах.

— Я такая и есть. Просто слишком на взводе. — Она уставилась в темноту, будто ожидая, что оттуда вот-вот кто-нибудь выпрыгнет, потом тряхнула головой. — Бывает.

Я слегка подвинулся, чтобы она оперлась о мое седло. Она Улыбнулась своей особой улыбкой — губы сжаты, уголки чуть приподняты — и прислонилась к нему. И ко мне. Я сквозь одеяло ощутил тепло ее тела и подумал — сколько же времени я не был с женщиной.

И все же это время я люблю в походах больше всего — конец дня, когда нечего больше делать, кроме как сидеть и говорить, пока сон не загонит тебя в постель — какой бы она ни была.

Руки Тэннети прикрывало одеяло. Зная ее, я понимал, что обе руки лежат на рукоятях взведенных пистолетов. Я говорю без снисходительной усмешки: это даже как-то успокаивает. Когда дело касается Тэннети, в одном можно быть уверенным точно: она всегда готова отразить внезапное нападение. Может быть, даже слишком готова — но готова.

Гном перематывал топорище каким-то очень хитрым манером — я так и не смог понять, как именно. Толстые пальцы с привычной аккуратностью делали свое дело, а глаза и разум их хозяина пребывали где-то в другом месте. На земле перед ним лежал моток бронзовой проволоки: вместе с кожей это даст прочный, надежный захват, влажные будут у бойца ладони или сухие. (У меня, когда дело доходит до драки, ладони всегда влажнеют.)

Джейсон, по моему — и гнома — примеру, взялся за револьвер: вытащил его и набор для чистки, патроны, бутылочки, ветошь и все прочее и аккуратно разложил их перед собой на попоне. Сталь и медь поблескивали в свете костра.

Почистил и смазал оружие он за пару минут, потом обтер промасленной тряпицей, зарядил и убрал назад в кобуру, а кобуру привесил на место.

— Второй у тебя в мешке? — спросил я.

— Что? — Он оглянулся на меня. — Второй?.. А — второй револьвер! — Он улыбнулся: как-то уж слишком легкомысленно. — Да нет. Я оставил его твоей дочери.

— Полагаю, Джейн, а не Доранне?

Я шутил, и мальчик это понял.

— На всякий случай, — пояснил он.

Клюющая носом Тэннети одобрительно кивнула.

Я еще немного поточил кинжал. Негера, мастер-кузнец, выковал его из единого куска железа, слегка присыпанного древесным углем, раскаленного и сложенного в тысячу раз, отчего он стал прочным, несмотря на тонкость лезвия. Он скорее согнется, чем сломается, и все же твердости в нем хватит, чтобы рассечь мышцы и хрящ. Поверхность его покрывал узор, образовавшийся в процессе: линии, похожие на папиллярные рисунки. По этому рисунку я мог бы узнать свой кинжал среди сотен таких же: на каждом клинке работы Негеры узор свой.

Я проверил клинок на большом пальце: едва коснувшись, он оставил на ногте глубокую борозду. Отлично. Я смазал кинжал маслом и сунул в ножны.

Когда я поднял взгляд, на меня смотрел Джейсон. С легким скептицизмом. Интересно, подумал я, уж не считает ли он, что это у меня от нервов, что я не знаю, куда руки девать? Впрочем, мыслей читать я не умею, так что просто вытащил из ножен метательный нож и занялся им. Заметьте: мне вовсе не обязательно занимать чем-то руки. Я просто люблю, чтоб они были заняты. Могу прекратить в любой момент.

Джейсон обменялся взглядом с Тэннети и понимающе улыбнулся.

Ахира уловил намек.

— Ты делаешь общую ошибку, Джейсон Куллииан, — заметил он. — Считаешь, что вещи, с которыми живешь и работаешь, — всего лишь предметы.

Мальчишка пожал плечами.

— Весьма полезные предметы, — проронил он. — Но в общем — да. — Он похлопал по пистолету. — Это вот куда полезнее, чем шесть кремневиков, но он был и остается всего лишь вещью.

— Нет. Это не просто вещь. Вот послушай. — Ахира вздохнул. — Я потратил кучу времени, делая этот топор. — Гном аккуратно намотал на рукоять еще виток проволоки. — С переходом я получил лишь часть знаний кузнечного дела — многому пришлось доучиваться. Получить нужную сталь я смог лишь с третьей попытки, и то только с помощью опытного сталевара. На то, чтобы придать этому куску металла нужную форму, чтобы уголь проник достаточно глубоко, у меня ушла целая декада. В странствиях я собрал с десяток буковых и дубовых палок — и еще больше времени мне потребовалось, чтобы обстрогать их до нужного размера, подогнать друг к другу и склеить так, чтобы они никогда не разошлись;

Он погладил темный металл ладонью.

— Если работаешь с чем-то или над чем-то достаточно долго, оставляешь в нем частицу души. Не только на сейчас, не на время твоей жизни или пока эта вещь существует. Навсегда.

Его взгляд затуманился.

— Мне вспоминается одна ночь... и одна дверь. Она вела в комнату, где спали трое ребятишек — двое из них были мне как родные. В ту ночь к нам проникли наемные убийцы, и хоть мы и считали, что убили их всех, — мы могли и ошибаться. Так вот, ту ночь твой отец и я провели перед этой дверью — возможно, просто на тот случай, если мы все же ошиблись, но возможно и потому, что просто не могли спать.

Тэннети опустила голову мне на плечо, веки опущены, на лице — выражение ребенка, которому рассказывают на ночь любимую сказку. Я обнял ее; она чуть вздрогнула, но тут же успокоилась.