– Хорошо, я подумаю, – согласилась Луция, прислушиваясь к раздававшимся за стеной голосам возвращавшихся подруг.

Не успев войти в комнату, они побросали мечи и щиты и в изнеможении повалились на постели, закрыв глаза. Туники девушек были мокрыми на груди и спине, будто их облили водой. В нос сенатору ударил сильный запах пота. Все были так измучены, что даже крепкая Ахилла никак не могла подтянуться на свое место на подламывающихся руках. Луция выразительно посмотрела на жениха, и Каризиан, поняв ее взгляд, подтолкнул скифянку так, что она скользнула на тонкий матрас, точно угорь, вывалившийся из корзинки торговки рыбой.

Приоткрыв глаза, она покосилась на нежданного помощника. Бывшая гладиатрисса отлично помнила этого парня. Перед глазами сразу всплыли Путеолы, роскошная вилла, озаренная сиянием сотен светильников, два красавца, обсуждающие ее стати перед боем, точно корову на рынке, незнакомец в плаще с капюшоном у постели умирающего Ферокса.

– Я вас не забыла, – прошептала она, бессильно откидываясь на подушку.

Каризиан с состраданием оглядел распластанные тела. Вот это да! А он-то думал, что его рабы трудятся, как мулы. Да по сравнению с этими девчонками они просто на курорте живут! Надо будет рассказать Северу, что рыжая тут поделывает.

– Тебе пора уходить! – тронула его за рукав Луция. – Я подумаю над твоим предложением…

Чувствуя себя лишним в этом убежище полутрупов, сенатор, быстро чмокнув в щеку без пяти минут невесту, безропотно направился к двери. На пороге Каризиан еще раз оглянулся. Ему, избалованному кучей родственников, ненавидящему любой вид физической активности, кроме любовных утех, было страшно смотреть не бедных девушек, вытянувшихся на убогих ложах с выражением неземного блаженства. Нет, он, пожалуй, ничего не скажет Северу, а то как бы тот не свернул ему шею за эту… Ахиллу или как ее там.

И новоиспеченный жених, как всегда, в тяжелую минуту отправился в особняк Валериев Максимов. Шаркая ногами по камням тротуаров, он размышлял о том, как с сегодняшнего дня изменилась его жизнь, а что его ждет впереди – знают только боги. Позади сенатора плелись рабы, тащившие пустые носилки. Шли и гадали, почему этот богатый человек идет пешком, если можно путешествовать с комфортом, и почему печален, если у него есть свой дом в Риме, вилла и рабы. Разве может богатый и свободный человек предаваться унынию? Все-таки римляне очень странные люди!

Не успела за сенатором закрыться дверь, как Ахилла, чертыхаясь, перевернулась на живот и свесила голову:

– Ну, что тебе сказал этот самонадеянный тип?

– Подарок принес по случаю праздника. Жареный поросенок, вино и немного денег. Так что, подруги, мы сегодня вечером устроим пир. Люди мы, в конце концов, или нет?

– Ой, как здорово! – пискнула Корнелия, усевшись на кровати и восторженно разглядывая сверток в ногах Свами. – А нам Нарцисс сказал, что назавтра тренировки отменяются! Мы идем в термы, а потом целый день будем спать, есть и болтать!

– Ну еще бы! – скептически хмыкнула Ахилла. – Надо же народу товар лицом показать! Я недавно слышала, как Нарцисс хвастался Фламму, что в городе уже поползли о нас слухи и мы, того гляди, станем гвоздем сезона. Представляете? Эти толстозадые сенаторы пускают слюни при упоминании об амазонках! Ха!

– Ахилла! – укоризненно покачала головой Свами, скосив глаза на римлянку. – Выбирай, пожалуйста, выражения.

– Боишься, что Луция обидится? Так она своя девчонка. Эй, сенаторша, ты как?

– Нормально, – бодро откликнулась дочь Луция Нумиция, поражаясь, что ее совершенно не раздражает подобное обращение. А ведь сколько синяков она получила, пытаясь доказать задиристой подруге, что не приемлет такую фамильярность! Как же давно это было!

– А что еще он сказал? – поинтересовалась Свами, пряча оставленный Каризианом сверток за спинку постели.

– Замуж зовет, – как о само собой разумеющемся скромно сообщила Луция.

– Что?!!

– Чего вы так переполошились? Подумаешь, какое событие! – пожала плечами бывшая первая красавица Рима. – У меня такие женихи толпами ходили, и, если бы не жадность и спесь отца, я бы давно стала добропорядочной матроной с кучей детей.

– Как это чудесно! – обрадовалась сентиментальная Корнелия. – Ты выйдешь замуж и будешь жить с любимым человеком!

– И займешь подобающее тебе место! Не все же сидеть с нами в этой норе! – как всегда, поддержала подругу Свами.

Ахилла тоже приоткрыла рот, словно собираясь что-то сказать, но передумала и откинулась на подушку, не принимая участия в общем веселье.

– Тише, девочки! – остановила разбушевавшихся подруг виновница переполоха. – По-моему, вы рано обрадовались. Насколько я поняла, Каризиан не собирается вытаскивать меня отсюда, так что наша свадьба приобретает призрачные очертания. И не надо об этом кричать так громко. Я пока не решила, принять ли его предложение. Да и еще большой вопрос, кто должен дать мне разрешение на брак, поскольку отец от меня отказался. Так что оставим все на милость богов. Одно могу сказать: если только у меня получится отсюда вырваться, то я приложу все силы, чтобы вытащить вас отсюда, клянусь Немезидой! А теперь умолкните и дайте мне немного подумать!

Но восторженную Корнелию было не легко успокоить, и она еще долго приставала к Луции с расспросами, пока не прозвучал сигнал ко второму завтраку.

Надо сказать, что в те времена римляне жили «по солнцу», то есть вставали с рассветом, наспех закусывали полбяными лепешками с оливками, медом и финиками и отправлялись по делам. Потом, за час до полудня, следовал второй завтрак из хлеба, сыра и, иногда, небольшого количества мяса. И, наконец, где-то с половины третьего до половины четвертого пополудни, или в девятом-десятом часу по исчислению римлян, начинался обед, на котором в богатых домах подавались блюда из дичи, птицы, рыбы и морепродуктов и на сладкое – пироги и фрукты. В это же время начинались всякие пирушки, которые далеко не всегда превращались в кулинарные и сексуальные оргии, хотя застолья Лукулла поминаются даже в наши дни. В основной же массе даже обеспеченные римляне питались достаточно скромно.

Ужина, как такового, у римлян вообще не было, потому что с заходом солнца они укладывались спать.

Итак, колокол прозвонил ко второму завтраку, и девушки потихоньку потянулись в трапезную. Усаживаясь за стол, Луция повернулась к сумрачной Ахилле:

– А ты чего молчишь, подруга? Хотелось бы услышать и твое мнение.

Скифянка на мгновение замешкалась, подбирая слова.

– Ну, насколько я знаю, сенаторам запрещено жениться на рабынях и вольноотпущенницах. Так что все остальное уже лишнее.

Хорошее настроение Луции разбилось о суровую реальность, точно бутылка из драгоценного стекла. Нахохлившись, она уселась за стол, уткнувшись в тарелку, и односложно отвечала на шутки Корнелии и Свами, пока те не заметили, что с ней творится что-то неладное.