В этих скалах был проход шириной в две-три сотни ярдов, в середине которого проходила дорога с окопами по сторонам, устроенными, очевидно, с целью обороны.

Видя, что эти укрепления представляют надежную защиту, я спросил, когда они выстроены.

Харут ответил, что во время последней войны, около ста лет тому назад, когда черные кенда были изгнаны из этого места, так как белые кенда в то время были многочисленнее, чем черные.

– Значит, Симба знает эту дорогу? – спросил я.

– Да, господин. И Джана знает ее, ибо по временам он посещает эти места и убивает всех, кого встретит. Только к храму он никогда не осмеливается приблизиться.

Я сказал Харуту, что нужно без промедления укрепить это место.

– Да, господин, – согласился он, – мы недостаточно сильны, чтобы напасть на черных кенда в их стране или встретить их в открытом поле. Только здесь может произойти решительное сражение между Джаной и Дитятей. Вы должны руководить нами в постройке на этом месте различных искусных укреплений, которые помогут нам победить Джану и черных кенда.

– Ты думаешь, Харут, что этот слон будет сопровождать Симбу и его воинов?

– Без сомнения, господин. Так бывало всегда. Джана повинуется Симбе и некоторым жрецам черных кенда, предки которых вскормили его. Кроме того, он сам умеет думать за себя. Это неуязвимый злой дух.

– Его левый глаз и конец хобота оказались уязвимыми, – заметил я, – хотя я не сомневаюсь в его способности соображать.

Мы произвели несколько измерений. Регнолл, хорошо знакомый с подобными вещами, вчерне сделал в своей записной книжке набросок местности для составления плана новых укреплений.

Мы возвратились в город, где нам теперь предстояло много дел. Утомленные долгой ездой, без сна проведенной ночью и всеми предыдущими треволнениями, мы, немного поев, улеглись спать.

Около пяти часов нас разбудил гонец Харута, просившего нас прийти по важному делу в Дом Собраний, который находился недалеко от нашего дома, на площади, где производилась меновая торговля.

Там мы нашли Харута и около двадцати других предводителей, за которыми на почтительном расстоянии стояло человек сто белых кенда, преимущественно женщин и детей, так как мужское население было занято уже начавшейся жатвой.

Нас проводили на почетные места.

Когда мы уселись (Ханс стал за нами), поднялся Харут и сообщил, что от черных кенда прибыло посольство, которое сейчас предстанет перед собранием.

Вошли пятеро довольно свирепых на вид черных кенда, без оружия, но со своими обычными серебряными цепочками на груди, обозначавшими их звание.

В их предводителе я узнал одного из парламентеров, говоривших с нами перед битвой, в которой я попал в плен.

Он выступил вперед и сказал, обращаясь к Харуту:

– Не особенно давно, о пророк Дитяти, я, вестник бога Джаны, говорившего устами царя Симбы, предостерегал тебя и твоего брата Марута, но вы не послушались меня. Теперь Джана взял Марута, и я снова пришел предостеречь тебя.

– Я помню, – кратко прервал посла Харут, – что вас, передававших мне слова Симбы, было двое. Но Дитя наложило свою печать на лоб одного из вас. Если Джана взял моего брата, то где же твой?

– Мы предостерегали вас, – продолжал посол, – но вы прокляли нас именем Дитяти.

– Да, – снова прервал его Харут, – мы прокляли вас тремя проклятиями. Проклятиями бури, голода и войны. Два первых уже сбылись, остается третье, которое скоро падет на вас.

– Я пришел говорить с тобой о войне, – сказал посол, дипломатически избегая говорить на другие темы.

– Это неразумно, – возразил Харут, – вы уже пробовали сразиться с нами, но добились немногого. С вашей стороны убито много, с нашей мало. Белый господин избегнул ваших рук и клыков Джаны, у которого теперь не хватает глаза. Если он бог, почему он не мог убить лишенного оружия белого человека?

– Джана ответит сам за себя, Харут. Вот слова, которые он говорит устами царя Симбы: «Дитя уничтожило мою жатву, поэтому я требую, чтобы его народ отдал три четверти своей. Пусть он соберет ее и сам сложит на южном берегу реки Тавы. Пусть народ Дитяти выдаст белых людей, чтобы они были принесены мне в жертву. Пусть белая госпожа, Хранительница Дитяти, станет женою Симбы, и с нею сто девушек вашего народа. Пусть изображение Дитяти будет принесено к реке Таве и явит покорность богу Джане в присутствии его жрецов и царя Симбы». Вот чего требует Джана устами царя Симбы!

Я видел, как содрогнулся Харут и с ним все собравшиеся, когда услышали эти нечестивые требования.

– А если мы откажемся исполнить это? – все еще спокойно спросил Харут.

– Тогда Джана объявляет вам последнюю войну, – дерзко закричал посол, – войну до тех пор, пока не будет убит последний ваш мужчина, пока Дитя, которое вы чтите, не будет обращено в пепел, пока ваши женщины не сделаются нашими рабынями, пока ваша земля не будет опустошена и имя ваше забыто! Уже рать Джаны собралась, и он трубным звуком зовет ее в бой. Завтра или в ближайшие дни мы обрушимся на вас, и все вы будете истреблены прежде, чем взойдет полная луна!

Харут поднялся и, выйдя из-под навеса, стал спиной к послам и пристально посмотрел на отдаленные высокие горы.

Я из любопытства последовал за ним и увидел, что эти горы теперь были окутаны темными, тяжелыми тучами.

– Последуйте моему совету, друзья, и поскорее поезжайте к реке Таве, – сказал послам Харут, возвращаясь под навес, – в горах сейчас идет такой дождь, какого я никогда не видал. Ваше счастье, если вы успеете перейти через реку, прежде чем она разольется.

Это известие, казалось, встревожило послов. Они вышли из-под навеса и смотрели на горы, перешептываясь друг с другом. Потом вернулись и с безразличным видом потребовали ответа на свои требования.

– Разве вы не догадались о нем? – спросил Харут.

Потом, выпрямившись во весь рост, он загремел на них:

– Вернитесь к своему злому богу, скрытому в образе лесного зверя, и его рабу, именующему себя царем, и скажите им: «Так говорит Дитя своим возмутившимся рабам, собакам черным кенда: перейдите, если можете, мою реку. Ты уже мертв, Джана! Ты уже мертв, раб Симба! Вы уже рассеяны, собаки черные кенда! Вы будете жить на бесплодной земле, где вам придется рыть глубокие колодцы, чтобы добыть воды, и питаться дичью, так как у вас будет мало хлеба». Теперь ступайте, да поскорее, чтобы не остаться здесь навсегда!

Послы повернулись и удалились.

Я был в восхищении от артистических способностей Харута.

Надо прибавить, что, будучи весьма наблюдательным человеком, он был совершенно прав относительно дождя в горах. Как мы узнали впоследствии, как раз когда послы достигли реки, она сильно разлилась. Один из них утонул при переправе, и в продолжение четырнадцати дней река оставалась непроходимой для войска.