Молодой судья почтительно поклонился Жаспару, и тот ответил на приветствие. Воспользовавшись удобным моментом, подскочил хозяин заведения и поинтересовался, все ли в порядке, не желают ли почтенные господа еще чего-либо. Но все было хорошо и господа ни в чем не нуждались. За соседним столом два прелата в ярко-алых сутанах сравнивали поданный им десерт. Сидевший там же нотариус промокнул губы, оставив на салфетке пятно от красного вина.

— Ну а вы продолжаете, как вижу, вращаться в сфере правосудия… — сменил тему иезуит.

— Я хотел бы сделать еще кое-что полезное, — пожал плечами Данвер.

— Это верно, что в провинциях, находящихся под юрисдикцией Королевского суда, очень редко приговаривают к сожжению на костре?

— Да. Но костры заполыхают снова, если не положить конец нищете. Я опасаюсь роста преступности и возвращения к охоте на ведьм… Кроме того, меня беспокоит участь умалишенных, а их становится все больше и больше. Они либо попадают в лапы тайных сект, либо страдают от невероятной жестокости сельских жителей. Местные суды не знают, что делать. Этот вопрос выходит за пределы их компетенции.

— Если они задают себе вопросы, то это уже хорошо… Вспомните-ка, в Миранже никто ни о чем не задумывался… Кстати, у вас есть известия о нашем маленьком левше?

— Сейчас он в Париже. Ходит в учениках у гравера. Он сменил имя, стал настоящим красавцем, прямо не узнать! Я виделся с ним, то-то было радости…

— Замечательно! А… Анна, вы что-либо о ней знаете?

— Нет. Невозможно напасть на ее след… Я начал поиски, и они продолжаются до сих пор, но безрезультатно.

— Должно быть, она тоже изменилась… По меньшей мере я хотел бы знать, на каком она свете. Мертвым уже ничем не поможешь.

— Думаю, она жива… Что же касается мертвых… Упокой, Господи, их души.

— Да. Я говорю то же самое.

— Но это не то, во что вы верите?

— Не знаю. Я старался верить ради приговоренных к смерти. Я вспоминаю Абеля, который в последние часы жизни потерял веру. Но я велел ему вернуться к ней. Я умолял его. Я поклялся, что Бог существует и спасет его в загробной жизни! И я не забуду его взгляда, когда он говорил мне, что видит перед собой только пустоту. Жанна тоже не верила. Эти вопросы ее не волновали. Страх придавал ей силы. Это была уже не женщина, а некое еще живое существо, полностью потерявшее свой облик. Загробная жизнь была для нее пустым звуком, — Караш д’Отан закусил губу. — Вот видите, я снова и снова возвращаюсь к тем событиям. Это сильнее меня. Никак не удается забыть…

— Давайте пройдемся, — предложил Данвер. — Прогулка пойдет нам на пользу.

Шагая по кривым улочкам, Бенедикт не скрывал своего удивления появлению многочисленных монастырей и церковных больниц.

— Похоже, — усмехнулся он, — здесь испытывают большую нужду в посредниках между Всемогущим и нищетой.

Жаспар довольно улыбнулся, видя, как к иезуиту возвращается хорошее настроение. Но их встреча уже подходила к концу. У больницы Святого Духа их пути расходились.

Они знали, что больше никогда не увидятся. И что в Испании Караш д’Отан не найдет желанного покоя, если это было то, к чему он стремился. На горбатой улочке они молча обнялись — комок, стоявший в горле, мешал говорить.

Жаспар проводил взглядом высокую фигуру священника, который уходил прочь, легко лавируя между верховыми, и на прощание помахал рукой.

Шестеро конных жандармов сопровождали карету, где помимо Данвера ехали еще двое судей, назначенных ему в помощники. Как и семь лет назад, в небе висел серпик луны, такой же тонкий и элегантный, только его рожки были повернуты вправо: луна была в последней четверти. Жаспару очень хотелось, чтобы его кошмару скорее пришел конец.

Двое молодых судей удивили Жаспара своим прилежанием и послушанием. Чтобы убедиться в своих предположениях, он задал им несколько вопросов по весьма запутанным аспектам права. И они безошибочно ответили ему, чуть ли не наизусть цитируя своды законов. Оба выглядели лет на пятьдесят, хотя им вряд ли было больше тридцати. Не помогали ни парики, ни этот новомодный наряд молодежи, посвятившей себя служению закону: и без того нелепые сюртуки украшались дополнительными отворотами, рюшами и бантами.

Сам Жаспар никогда не считал себя обольстителем, но, глядя на своих помощников, не без основания полагал, что в их возрасте не был таким бесцветным. И если он надел сегодня богатое платье члена Высшего суда, то только потому, что впереди его ожидала жаркая схватка. На этот раз он ехал в Миранж не наблюдать, а принимать решения.

Выглядевший посолиднее «Золотого льва», постоялый двор «Тихое пристанище» щедро освещал огнями площадь Сен-Марсель. Хозяева заведения встречали председателя судейской коллегии со всеми мыслимыми почестями, что стало обычным в Бургундии, как, впрочем, и в других местах тоже. Мебель из темного орехового дерева с выточенными спиралью ножками столов и стульев была новехонькой. Стены вопреки моде на серо-голубой цвет были обиты декоративной тканью.

Молодые судьи поселились в городе у одной дамы с хорошей репутацией. Раньше, как выяснил Жаспар, у нее жил Караш д’Отан, ставший ее исповедником. Постоялый двор «Золотой лев» больше не подходил для проживания королевских чиновников.

После ужина Жаспар отправился на прогулку по знакомым улицам Миранжа. Нежившийся в тепле летней ночи, город выглядел таким же, как и семь лет назад. Винные погребки, фонтаны, деревья, каменные стены домов — все осталось прежним. Ноги сами собой привели Данвера на площадь Святой Благодати к «Золотому льву».

Аптека стояла на своем месте, разрывая круг других домов. Как и прежде, ставни на первом этаже были закрыты, на втором распахнуты настежь. Дом был пуст, но выглядел так, словно жил своей тайной жизнью в ожидании хозяев. Жаспар никак не мог понять, почему Анна Дюмулен не вернулась. Может быть, она не знает, что в соответствии с последними решениями Высшего суда изгнанники имеют право вернуть себе свое имущество. А может, она отказалась от прежней жизни, сменила облик, имя… Ему захотелось оказаться на постоялом дворе на другой стороне площади, в своей комнате, откуда ему был виден слабый свет свечи — знак того, что Анна дома. Но света не было ни в ее окне, ни на постоялом дворе…

Заведение было открыто, но в нем царил странный покой.

— Господин судья! Каким добрым ветром вас занесло в наши края? — К нему торопливо приближался кюре, единственный человек, который объединил слова «судья» и «добрый ветер», чем и заслужил ответное любезное приветствие.

— «Золотой лев» пришел в упадок, — рассказывал словоохотливый священник. — После смерти мужа хозяйка со всеми перессорилась. Горожане подозревали ее в причастности к исчезновению Коломбана. Помните мальчишку-левшу, который рисовал всякие страсти? В свои десять лет — испорченный вконец. Да, такое случается… Так вот, мамаша-трактирщица едва выпуталась из этой истории. Она рассказывала, что мальчик сколотил целое состояние и стал богаче любого жителя Миранжа. А кому такое понравится? Нашлись люди, которые говорили, будто видели его на галерах, другие утверждали, что он гниет в тюрьме. И все это время коммерция шла ни шатко ни валко. Дело застопорилось. Из нищеты она вышла, туда и вернулась… Помните тот чудесный вечер, когда мы все вместе ужинали у камина? Хорошее было время… Теперь здесь останавливаются только чужаки: бродяги да цыгане… Добрые люди сюда не ходят…